Итак, мужчины остались вдвоем. Как и прежде. Франк уезжал рано, работал даже в выходные, так что в конечном счете скорее Шарли заботился о Франке, а не наоборот. Он стирал и гладил его рубашки, каждый вечер чистил его ботинки, следил, чтобы в холодильнике всегда была еда, разогревал ужин, когда Франк поздно возвращался из министерства. Розетта прислала им цветную открытку с гладиатором и мурмиллоном[190], гордо позирующими на фоне Колизея. На открытке она наспех нацарапала несколько ласковых слов, но Шарли больше взволновали, буквально ошеломили два грозных гладиатора. Франк воспользовался этим, чтобы немного рассказать Шарли об истории Рима, Цезаре и гладиаторских боях: «Понимаешь, это было две тысячи лет назад, и мы их наследники». Но Шарли было трудно представить себе другую цивилизацию.

Как описать две тысячи лет? А римлян?

Желая доказать ему, что это не вранье и не пустая болтовня, в четверг Франк повез Шарли в Типазу – место в шестидесяти километрах от столицы, – чтобы показать ему руины древнего города, сохранившиеся на безлюдных равнинах. Для них обоих это стало открытием. Они оказались совершенно одни в этом фантастическом месте, где не было ни гидов, ни смотрителей, ни туристов. Мимо них прошмыгнул только рыжий кот. Франк примерно определил их местонахождение, глядя на выцветшую фреску с полустертой географической картой.

Насколько хватало глаз, здесь тянулись ряды колонн, лежали опрокинутые каменные глыбы и развалившиеся низкие стены, торчали припорошенные пылью кусты; под ногами у них простиралось море голубого барвинка, а над ними – голубое небо; так и чудилось, что развалины, подобно древним драгоценностям, заключены в голубой футляр. Вспомнив лицейские годы, Франк в соответствующей исторической атмосфере прочел Шарли курс о вдохновенных зодчих и грозных солдатах былых веков. Они искали среди беспорядочно разбросанных каменных глыб остатки стены Адриана[191] и нашли часть крепостного вала, которая вполне могла ею быть; потом отважились выйти на открытое пространство, продуваемое всеми ветрами, где еще остались основания стен, обезглавленные колонны, иллюзорные аркады (дуги которых только угадывались), а на разоренных саркофагах все еще виднелись фрагменты мозаики. Нужно было напрячь воображение и представить, что здесь, на этой занесенной песком и усыпанной камнями земле, стояла базилика. Они сели на гладкие блестящие ступеньки античного амфитеатра, который заполонила буйная растительность; их сразу же убаюкал стрекот цикад, и, опьяненные горьковатым ароматом полыни, они ощутили, подобно каждому приходившему сюда, мистическую принадлежность к этому исчезнувшему миру, чувство, что они по-своему являются его продолжателями. Трудно было представить себе, что на эти трибуны стекались пять тысяч человек ради театрализованных зрелищ; что люди приходили на религиозные церемонии в этих двух церквях, от которых остались только руины.