Хасана обидело это замечание, он обвинил Франка в неблагодарности и напомнил, что еще совсем недавно он был рад, когда его самого взяли на работу в лавку: «Алжир может обойтись без таких людей, как ты, но без бакалейщиков – никак».

Прошло уже несколько дней, а Франк и Розетта еще не решили, как поступить с мальчиком. В это время Франк вел тяжелые переговоры с одной международной торговой компанией, расположенной в Тулузе, проводил по десять деловых встреч в день, звонил по телефону или ждал телефонных звонков, жизненно важных для страны, и поэтому, недолго думая, сделал Шарли предложение: он будет ему платить, чтобы тот продолжал учиться.

Зарплату. Каждый месяц.

– Mio Dio, fa paura![188] – воскликнула Розетта. – Ты с ума сошел! Детям не платят.

Сначала Шарли колебался, удивленный таким предложением, и тогда Франк увеличил сумму. Хасан посоветовал мальчику принять предложение – не каждый день подворачивается такая возможность.

– А потом, если я поступлю в лицей, чем я буду заниматься?

– Будешь учиться той специальности, которая тебе интересна.

– Это глупо. Я хочу быть бакалейщиком. Мне хорошо с Хасаном; работы у него много, но он добрый, и мы часто садимся поболтать, выпить чаю, посмеяться.

Франк уже собирался возразить: «Нет, ты продолжишь учебу, бакалейщик – это несерьезная профессия, никаких перспектив; вкалываешь за гроши, клиенты за твоей спиной тебя обкрадывают; а с дипломом в кармане ты сможешь путешествовать, купить „мерседес“ и… ну, не знаю… – заниматься политикой, вести красивую жизнь». Но тут вмешалась Розетта. И решительно заявила:

– Отстань от него! Что тебе, в конце концов, надо? Ты кем себя возомнил? Тоже мне – учитель жизни! Оставь его в покое!..

И Франк отступил, увидев по ее потемневшим, почти черным глазам и по дрожащим губам, что она не шутит. Он предпочел сохранить мир – хотя и довольно хрупкий, – чтобы не остаться в одиночестве, наедине со своими сожалениями.

– Ладно, Шарли, делай, что хочешь, мне все равно. Но не приходи потом жаловаться на то, что у тебя паршивая жизнь.

Это столкновение могло остаться без последствий, но одно все-таки было: связь между Шарли и Розеттой укрепилась. Раз она встала на его сторону и так решительно защищала его, мальчик сделал простой вывод: «Он меня не понимает, а она любит».

В начале июля Розетта объявила, что едет в Рим. Три года она работала, не покладая рук, и накопила шесть недель оплачиваемого отпуска: ей давно уже хотелось навестить мать и всю родню. В какой-то миг Франк представил, что поедет вместе с ней, но работы было непочатый край, а угроза ареста висела над ним, как дамоклов меч. Но хотя Италия являлась членом Общего рынка[189], Франку, возможно, удалось бы воспользоваться дипломатическим паспортом, чтобы прокатиться в Рим. Но он предпочел отказаться. И потом, кто-то должен присматривать за Шарли. Перед отъездом Розетта прочитала Франку лекцию – что можно делать, а чего нельзя. И тут только он понял, что, несмотря на свои великие принципы, работу и помощницу, которая им кое-что готовила, Розетта занималась всем остальным: покупками, питанием, стиркой, глажкой, уборкой. Он пообещал ей, что будет делать все то же самое, ну или почти все, и не понял, почему она при этих словах закатила глаза. Утром перед отъездом Розетта отвела Шарли в сторону и попросила его позаботиться о Франке: «Видишь, он совершенно не приспособлен к быту».