Светлый фон

Виктор сделал выбор, который перевернул нашу жизнь; мы были несчастны, но я никогда ни словом не упрекнула его, и тем более теперь, потому что никому не уйти от судьбы, и любящие должны поддерживать друг друга в беде. Виктор подал заявление на выезд в Израиль, ему было отказано, а он подавал снова и снова, хотя знал, что ответ будет отрицательным. Они отпускают евреев, которые не представляют никакой опасности, но для ученых, исследователей, военных и тем более для бывших сотрудников КГБ эмиграция закрыта навсегда. Виктор знал слишком много. Их секреты, их подлые методы. Они никогда не согласились бы отпустить его. Он представлял для них вечную угрозу, поэтому они его убили. Да, именно так, они его убили. Потому что он перешел на другую сторону, общался с их врагами, которые мечтали уничтожить эту безумную систему. Он разговаривал с журналистами и иностранными дипломатами и передавал им информацию об отказниках и диссидентах, о тех, кто находился в заключении или под домашним арестом; о тех, кого они всеми способами хотели заставить молчать. Виктор понимал риск своей деятельности; он пытался успокоить меня, уверял, что они не посмеют его посадить, но думаю, он сам себе не верил. Дело в том, что он не знал, как выбраться из этого положения.

Виктор сделал выбор, который перевернул нашу жизнь; мы были несчастны, но я никогда ни словом не упрекнула его, и тем более теперь, потому что никому не уйти от судьбы, и любящие должны поддерживать друг друга в беде. Виктор подал заявление на выезд в Израиль, ему было отказано, а он подавал снова и снова, хотя знал, что ответ будет отрицательным. Они отпускают евреев, которые не представляют никакой опасности, но для ученых, исследователей, военных и тем более для бывших сотрудников КГБ эмиграция закрыта навсегда. Виктор знал слишком много. Их секреты, их подлые методы. Они никогда не согласились бы отпустить его. Он представлял для них вечную угрозу, поэтому они его убили. Да, именно так, они его убили. Потому что он перешел на другую сторону, общался с их врагами, которые мечтали уничтожить эту безумную систему. Он разговаривал с журналистами и иностранными дипломатами и передавал им информацию об отказниках и диссидентах, о тех, кто находился в заключении или под домашним арестом; о тех, кого они всеми способами хотели заставить молчать. Виктор понимал риск своей деятельности; он пытался успокоить меня, уверял, что они не посмеют его посадить, но думаю, он сам себе не верил. Дело в том, что он не знал, как выбраться из этого положения.