Парадокс: Бондарчук произносит все нужные слова – и про святого Антония, и про веру, и про обман, но муки в нем не видно: перед нами, конечно, старец, но какой-то слишком правильный, благополучный: почти подвижник, почти праведник, почти проповедник. Бондарчук играет монаха, большую часть жизни прожившего в затворе, но так и не нашедшего Бога. «“Я жил для людей под предлогом Бога, она живет для Бога, воображая, что она живет для людей. Да, одно доброе дело, чашка воды, поданная без мысли о награде, дороже облагодетельствованных мною для людей. Но ведь была доля искреннего желания служить Богу?” – спрашивал он себя, и ответ был: “Да, но все это было загажено, заросло славой людской. Да, нет Бога для того, кто жил, как я, для славы людской. Буду искать его”».

Кинокритика конца 1970-х тонко подметила некоторое стилевое несоответствие: «Эта вполне добротная по культурному уровню версия прозы Толстого лишена все же требуемой одержимости, страстности, накала душевных испытаний, выпадающих на долю человека, который исступленно ищет не столько успокоения и забвения, сколько правды жизни и смысла бытия… Замечательный актер Сергей Бондарчук… не только по возрасту, но и, к сожалению, по своему сложившемуся реноме в кинематографе выглядел в большей степени благонравным старцем, готовым поучать других “жить и не грешить”, нежели полностью не отошедшим от бурной молодости офицером, у кого внутри словно клокочет “огнь желания” и по-прежнему гложет “червь сомнения”. Так уж получилось, что под давлением авторитета главного исполнителя предполагаемый “внутренний монолог” постепенно превратился чуть ли не в открытую проповедь – разумеется, не в пользу Бога, но во славу духовности и чистоты человеческих помыслов. Это, возможно, не очень противоречило взглядам самого Льва Толстого, создавшего “Отца Сергия” в поздний, более проповеднический период своего творчества, однако чуть сместило акценты и не позволило понять, почему же православная церковь с гневом отлучала великого писателя»[309].

(Современный исследователь пишет в связи с темой «отлучения»: «Вокруг Толстого наворочены кучи лжи, он ими буквально обложен со всех сторон. Во-первых, Толстой никогда не сочинял свои какие-либо катехизисы, он, изучив христианские катехизисы и найдя логические противоречия и просто стилистические ошибки, указал на них. Во-вторых, Толстой не придумывал свои какие-либо догматы, он лишь рассказал людям, как он пришел к пониманию заветов Христа. Безусловно, у каждого свой путь к Христу, но неужели опыт нелукавого искреннего человека может быть вреден? Однако вместо ответов на свои вопросы Толстой получил от Церкви письмо об отлучении. И я задаюсь вопросом: неужели это и есть норма общения христиан между собой; вместо ответа на неудобные вопросы, дать человеку пинка?»[310].)