«Добродушный хозяин с угнетенным, растерянным видом подходил то к тому, то к другому с анекдотиком; наконец, сиротливо окинул он опустевающий зал, сиротливо окинул толпу шутов, арлекинов, откровенно советуя взором избавить блиставшую комнату от дальнейших веселий.

Но арлекины, сроившись в пеструю кучечку, вели себя неприличнейшим образом. Кто-то наглый вышел из их среды, заплясал и запел:

Террор, ставший к концу XIX века явлением обыденным и почти рутинным, к началу XX столетия «организовался»: бомбист мог танцевать на балу в кровавом домино, а потом – через час или через день – взорвать в чьем-нибудь кабинете бомбу, по заданию своей организации. В «Петербурге» именно на маскараде домино получает записку, в которой ему (Аблеухову-сыну) предлагается убить сенатора, Аблеухова-отца, взорвав бомбу в его кабинете. При этом партия, зная, что сын ненавидит отца (и значит, по ее расчету, хочет и готов его убить), оставляет за сыном три пути: убийство, самоубийство и арест, и сын уже догадывается, что бомба давно находится в квартире сенатора.

Но герой событий 1905 года еще найдет в себе силы сказать непреклонное «Нет». Справившись с собой, одолев страшное ощущение, «будто тебя терзают на части, растаскивают члены тела в противоположные стороны: спереди вырывается сердце, сзади, из спины, вырывают, как из плетня хворостину, собственный позвоночник твой; за волосы тащат вверх; за ноги – в недра»[649], – Аблеухов понимает, что он пережил Ужас.

Бомба в квартире сенатора хоть и взорвалась в положенное ей время, но не погубила его. Бомба, тикающая в утробе России, могла взорваться от любого неосторожного движения, от любого случайного прикосновения. И те, кто так ненавидел Россию, кто желал ей сгинуть и пропасть, пророчествуют: «Будут, будут кровавые, полные ужаса дни; и потом все провалится; о, кружитесь, о вейтесь, последние дни!»[650]

Бал-маскарад из романа Андрея Белого стал последним балом русской литературы последних дней старой России. В конце 1917 года, предчувствуя гибель классической культуры, в стихотворении «Кассандре», адресованном Анне Ахматовой, Осип Мандельштам писал:

XI

Советская власть надолго исключила из литературных сюжетов сцены бальных торжеств – Первая мировая война, Октябрьская революция, война Гражданская, уничтожение классов, которые были инициаторами бальных развлечений. Пролетарские поэты относились к балам скептически. Напомню стихотворение В. Маяковского конца 1920 года «О дряни»: «Вылезло из-за спины РСФСР мурло мещанина… / Опутали революцию обывательщины нити. / Страшнее Врангеля обывательский быт… Эх, и заведу я себе тихоокеанские галифища, / чтоб из штанов выглядывать как коралловый риф! А Надя: “И мне с эмблемами платья. Без серпа и молота не покажешься в свете! / В чем сегодня буду фигурять я на балу в Реввоенсовете?!”»