– Откуда знаешь? – спрашивают его.

– Знаю, – туманно отвечает Макс.

В баню нас водят раз в десять дней. Спасибо, что хоть так. А Макс недоволен:

– В американской тюрьме душ принимают два раза в неделю.

– Что ты нам бабушку лохматишь? Откуда ты можешь это знать? – говорит Шницель.

Макс понимает, что дальше томить любопытство сокамерников не стоит. И рассказывает о своей жизни в Америке.

– Врёшь! – вопит Шницель. – А ну, скажи что-нибудь по-английски!

Камера замирает. Макс делает эффектную паузу и говорит:

What for will speak something to you, if you all the same understand nothing?

– Братва, я тоже так могу. Это набор слов, – говорит Шницель, но с ним никто не соглашается, и он требует перевести.

– Я сказал: зачем тебе что-то говорить, если ты же все равно ничего не поймёшь? – говорит Макс.

– Это тебе, Шницель, не ушами шевелить, – посмеивается Степаныч.

Макса просят рассказать, как он жил за границей. Он вспоминает отца. Отец научил его водить машину, стрелять из ружья, драться на кулаках, пить водку и при этом не пьянеть. Не отказывал в карманных деньгах.

– Он всё делал весело, сам когда-то учился в английской школе, а там преподают юмор. Он говорил, что даже деньги должны быть весёлыми.

Макса неожиданно поддерживает Степаныч:

– Это правильно, деньги надо тратить весело. Как говоришь, твоя фамилия?

– Магистов.

– А где сейчас твой отец?

– Умер в следственном изоляторе. Никогда ничем не болел и вдруг…

Степаныч отзывает Макса решке, где обычно происходят между сокамерниками все секретные разговоры, и они о чём-то шепчутся. После этой аудиенции Степаныч предлагает Макс попить в его углу чаю. О, это большая честь!