Вика плакала, рассказывая, а Валя гладила её по голове:

– Так это во сне было или на самом деле?

– Не знаю. У меня теперь всё перепутано. Не представляешь, как хочу завязать! – плакала Вика. – Как хочу, чтоб винт от меня отвял!

Отпуск приближался к концу, Валя взяла ещё неделю за свой счёт. У Вики прошёл период рисования и начался период говорения. Она сажала Валю и мать в крохотной кухоньке и часами рассказывала:

– Грибы, мухоморы… Шаманы на Чукотке хавают всю жизнь, чтоб улетать. Френды сказали: «Сваливаешь в другую реальность… Ну, там, часик, полтора… Не ссы, проверено! Строимся в колонны за грибами…» В лесу надёргали. Я маленькая с дедом ходила грибы собирать, дед говорил: вот поганки, вот мухоморы, трогать нельзя, лизнёшь – умрёшь. А френды в лесу грибы приготовили, и я с ними стала. Как в колодец упала, ни фига не чувствую, холодно, вижу звёзды наверху! Френды застремались, вытащили меня из леса, на дорогу выложили. А мне уже всё мимо. Немного вижу, но совсем ничего не слышу, только глюкую. В себя обратно попала не знаю когда – лежу в больнице, за окном солнышко, кругом халаты. Я слабая, как муха. Через неделю мамка забрала!

– Коготь винт варил в эмалированном ковшике, жёлтеньком с цветочками. Какой варщик, такой и винт. Клёвый варщик – хозяин жизни. Варил винт смородиновый. Смородиновым листом пахнет. Коготь, когда варит, всех с кухни метёт, только мне можно. Смотрю, как он склянки перемывает, с весами химичит. Ну, пробует, конечно, первым. Всякие штуки руками над винтом делает, у него ж крыша давно поехала, говорит: заряжаю космической энергией! Варщики любят тянуть, играть на нервах. Могут по десять раз компоненты перевешивать. Куча пионеров ждёт, ломается по полной, а варщику на всё с прибором. Ну, я вмазалась. У меня приход, дали сигарету, полотенце на лицо, лежу в кайфе. Потом вскакиваю, момент бывает, бегать хочется, везде заглядывать. Время заморочек, кто как морочится. Коготь тогда заморочился, говорит: «У меня кислоты немножко лежало!» И стал шмонать всё. Четыре часа шмонал. Вещи с места на место гонял – он же мешать любит, ему винта мало.

– А ещё было, нас четверо. Я, Коготь, Серега Кижи, из Кижей приехал, и Рыжая. На её флету варили. Она взрослая с хатой. Её муж бросил, она к нам на улице подошла, компоненты есть? А Коготь никогда человека не отпустит, пока не выдоит. Говорит, за бабки тебе наварю. Она к себе повела, туда-сюда, вмазалась, взлетела. Всё, говорит, нашла лекарство от любви. Из-за быка своего страдала. Бабки у Рыжей были, муж бабок оставил. Мы к ней ходили. И тут не вышла она с прихода. Мы пока въехали. Уж часов прошло! Серега Кижи Рыжей пульс потрогал, говорит: «Трупак! Линять надо!» Потом мне снилась. Будто я в школе, а она заходит в класс в длинной ночной рубашке, босая, говорит: «Вика, не колись!» Мы ж тогда схиляли. В сквере травой снялись и в «03» позвонили, чтоб её в жмуровку забрали. Коготь сказал, если сердце хреновое, кислоту с винтом нельзя вместе. А пойми, в каком она порядке вмазывалась? Тут же слушать надо опытного. Она ж взрослая была.