Светлый фон

Валю поражала подобная свобода. Свою школу она ненавидела. До четвёртого класса учились в деревянном домишке, где зимой топили печку, сидели, укутавшись, дышали на пальцы, чтобы писать, и не соображали от холода.

Потом переехали в каменное здание. Прежде в нём была барская конюшня, во время войны её переделали в госпиталь, а теперь покрасили и поставили парты. Но окна остались конюшенными, и в полумраке классов в любую погоду с утра горел заунывный жёлтый свет. Даже вспоминать об этом было противно.

А Вика ездила теперь в экстернатуру и возвращалась или домой, или к Вале на работу. Иногда задерживалась, но глаза были ясные, сгибы локтей чистые. И Валя ослабила контроль, тем более что нагрузка в поликлинике была больше, чем в министерстве.

В конце мая четверо террористов захватили рейсовый автобус Владикавказ – Ставрополь, полный пассажиров, и потребовали десять миллионов долларов, вертолёт, оружие, бронежилеты и наркотики. На следующий день спецслужбы застрелили одного из них, задержали троих, и заложники остались целы.

Валя прилипла к телевизору, как всегда, когда где-то случалась беда, но тут позвонила радостная Юлия Измайловна:

– Сегодня незабываемый день! Они прибыли во Владивосток!

– Во Владикавказ, а не во Владивосток. Я у телевизора, – взволнованно поправила Валя. – Их требования не выполнили, одного застрелили, троих задержали!

– Что вы говорите? Вы с ума сошли! – вскрикнула Юлия Измайловна. – Только что слышала по вражьему голосу, что он даст пресс-конференцию!

– Кто? – опешила Валя.

– Александр Исаевич!!!!

– А… этот ваш Солженицын. Я ж не про него, а про автобус с заложниками! Там 36 человек! – возмутилась Валя.

– Вы меня когда-нибудь доведёте до инфаркта, – сказала Юлия Измайловна и положила трубку.

И Валя так и не поняла, чем провинилась. Ну, вернулся из Америки, ну, разоблачитель коммунизма. Но ведь ему давно ничего не грозило ни там, ни здесь, а эти несчастные заложники просто ехали на автобусе.

Вдруг пришла телеграмма – умер отец. Попарился в городской бане, да там и остался.

– Как обухом по голове! Царствие, душегубцу, небесное… Плакать надо, а глаза сухие, – виновато призналась мать.

– Плакать надо по-честному, а не для галочки, – сказала Валя, ей тоже не плакалось. – На похороны не поеду. Не на кого Вику оставить, а туда брать нельзя, расспросы пойдут, кто да что. Денег бери на поминки и с соседкой договаривайся, чтоб через год памятник поставила. Всё оплачу и сверху дам.

– И то правда, – подозрительно быстро согласилась мать. – Только, доча, в срочную фоту сходим. Соседкам показать.