В доме было ощущение, что умер кто-то чужой, едва знакомый. А Вале отец и был едва знакомым, страшным, далёким и непонятным. Она даже не могла рассказать, что он любил, какие слова говорил, какие песни напевал, каким шуткам смеялся, словно всё в голове стёрли ластиком.

Сфера его потребностей в Валином детстве и юности была настолько сужена, что ничего, кроме поиска денег на выпивку, выпивки и скандала, в режим его дня не входило. Конечно, это было неполной правдой его биографии, его жизнь была сложнее, но Валина психическая правда об отце оказалась именно такой.

«Володька Алексеев» – а он так и звался в городке до старости лет «Володькой» – остался в памяти человеком, нагромоздившим нелепостей по отношению к себе и жестокостей по отношению к близким. И никакие Лушкины заговоры и привороты не могли взять на себя за это полную ответственность.

Чтоб ничего не проговаривать, мать утопила тему похорон в избыточной суете. Побежала покупать товаркам гостинцы. Затащила Валю с Викой в фотоателье, где, усевшись втроём на кожаный диванчик, они долго делали «чиииииз» на цветную плёнку.

Валя не понимала смысла фотографирования, просто пошла матери навстречу. Ей не пришло в голову, что в родном городке мать будет выдавать Вику за дочку от Лебедева. И на вопрос, почему скрывала такую хорошенькую внучку, отвечать: а чтоб нашу ягодку не сглазили.

Потом мать бросилась грудью на кухню, как на амбразуру, словно без неё все умерли бы с голоду:

– Викуська за старшую. В холодильнике щи с мясом. Как кончатся, борщ наварите. В заморозке в пакетах всё на борщ разделано, порезано, бросишь в кипяток, доваришь. Котлет, пельменей налепила. Тоже в заморозке. В банках стеклянных Шарикова еда. Треть банки ложишь в ковшик, кипятишь, льёшь в его миску и студишь. Вальку есть заставляй, не поест – по весне ноги протянет!

Одежду подбирала, словно не на похороны, а в санаторий:

– Дай мне, доча, пальто, что Сонька тебе привезла. Бабы лопнут от зависти!

– Твой папаша был беспредельщик? – понимающе спросила Вика.

– Да, но я тогда этого не понимала, – задумалась Валя.

– Хуже моего?

– Что ты сравниваешь? Твой отец замечательный, просто его время переломало.

– Да барсик он.

– Как это – «барсик»?

– Барсик, который на деньги бабы живёт. Бабка уедет, давай мамку в гости позовём, – предложила Вика, недоверчиво глядя исподлобья.

– Когда? – делано-радостно спросила Валя, пряча закипевшую ревность.

– Как-нибудь… Одну, без басмача. Увидит, какая я с тобой стала, – похвасталась самой себе Вика, а потом посерьёзнела. – Отец твой тебе совсем, что ли, никак?