– Ели! – хором ответили они.

– В квартире там всё намыла. Соседка смотреть обещает, цветы поливать. Недорого возьмёт. С памятником оформит, я ей фотографию выбрала. Бабы бедуют. С огородов живут. Грибы собирают, на шоссе с ведрами стоят, продают. Одинокий такой в гробу, сухонький, как ничей… Завтра теста на блины поставлю. В университет снесешь. Да чекушку. Пусть помянут блинком.

Потом разобрала чемоданы, в которых привезла документы, фотографии родни, свои вышивки и любимую мелочёвку. А главное, ту самую льняную скатерть, вышитую райскими птицами с алыми клювами, что согревала комнату в бараке на Каменоломке.

– Фигасе! – выдохнула Вика. – Это ж на «Сотби» за миллион продавать!

– Куда ж продавать, когда над ней стока слёз пролито, – откликнулась мать, польщенная словом «миллион».

– Давайте на стол положим, – и Вика стала убирать со стола в большой комнате книги и журналы.

– Что её так стелить? – запротестовала мать. – То ж для праздника!

– Много у нас на ней праздников было? – скривилась Валя. – Стели!

И комната задышала, словно посреди неё зацвела клумба.

– Я въехала, – задумчиво сказала Вика перед сном. – Папка бы копыта кинул, мамка б тоже не выла. На хрен женятся, если потом даже хоронить противно?

– Мы с тобой так не будем, – успокоила её Валя, но поймала себя на том, что ей тоже безразлично, что с Юриком и Кириллом Лебедевым, и уточнила: – Больше так не будем!

Валя рассказала про смерть отца, когда приволокла в университет кастрюлю блинов, банку сметаны, банку варенья, две бутылки водки, одноразовые стаканы и пачку салфеток. В перерыве между занятиями развернула скатерть, накрыла.

– Упокой душу грешную! Жалко, женат, – игриво заметил спортсмен Игорь. – На тебе, Валюха, за одни тёщины блины бы женился! А бабушка моя всегда блины под иконы ставила!

– Плохо, что у нас в программе нет истории религий. Ведь у русского человека в голове каша двоеверия, – оборвал его Лев Андронович. – Блин – символ солнца, а «первый блин кома́м» – подношение медведю.

– Ко́мом блин, – поправила Валя. – Первый никогда не получается, пока не приноровишься к сковородке.

– Не «ко́мом», а «кома́м»! Комы, по-древнеславянски медведи, наши прародители. Они просыпаются на Масленицу, на праздник Комоедица. И потому первую порцию блинов тащили к медвежьей берлоге, чтоб их задобрить. А потом блины стали класть на слуховое окошко «для душ родительских» и отдавать нищим, чтобы помянули души усопших, – ораторствовал Лев Андронович.

– Она нас считает медведями? – попытался острить Игорь.

– Вы – первый экспериментальный курс моего университета, – почти трагически объявил Лев Андронович. – Нельзя ни лечить, ни совершенствовать тело, ни заниматься ясновидением, если у вас нет гуманитарной основы и вы не знаете даже истории своей страны! Потому что если вы плохо образованы, то рано или поздно превратитесь в Джуну.