Девушка с двумя звездочками на серых погонах не отвечает, смотрит с неприязнью. Мы с Александром Павловичем стоим перед деревянным барьером, над которым громоздится грубо сваренная решетка, а за ней установлено толстое стекло. К решетке прикручена вывеска «Дежурная часть».

– Так вы примете?! – Александру Павловичу приходится наклоняться, чтобы кричать в щель между барьером и стеклом…

В полицейском отделении невыносимо душно, висит тяжкий запах – то ли пота, то ли старого линолеума. Мы вымокли по дороге сюда – попали под грозу и ливень, и от этого духота еще противнее. Александр Павлович снимает куртку и остается в обтягивающей футболке, изрисованной скелетами и черепами. К запаху полицейского участка примешивается сладкая вонь его дезодоранта. Руки Александра Павловича густо покрыты татуировками – черными и цветными. Знаю, что в хосписе его прозвали Сашей-Пашей. Прозвище ему подходит. Этот некрасивый пожилой человек нелеп и неприятен в своих потугах выглядеть юнцом… Но сегодня я сам увязался за ним, когда он собрался в полицию, чтобы заявить на Зорина.

– Примите заявление! Избит человек! – кричу уже я, пытаясь поймать отсутствующий взгляд девушки-лейтенанта.

– Это наша сотрудница, медсестра хосписа! Избита прямо во время работы! – подхватывает Александр Павлович.

– И где она? – В глазах дежурной впервые мелькает подобие интереса, но не из-за происшествия в хосписе, а потому, что она начинает разглядывать Александра Павловича – его инфернальную футболку, его серьги и расписные руки.

– Где она?.. Там, на работе. – Александр Павлович неопределенно показывает себе за спину.

– Ходит? В сознании?

– Ну… Да…

– Тогда заявление должна сделать сама потерпевшая. Либо ее законный представитель. Побои сняли?

– Да. Вот! – я показываю дежурной телефон с фотографией Вероники. – Только тут смазано, она отворачивалась…

– Да нет, не то! – В голосе дежурной наконец появляется человеческая эмоция – усталая досада. – Побои надо снять в поликлинике, принести справку…

– Я все видел! Я свидетель! – Александр Павлович кричит в щель, прижавшись лицом к решетке.

– Ваша фамилия? – неожиданно резко спрашивает дежурная.

– Моя?.. Антипов…

– Потерпевшей кем приходитесь?

– Я… Медбратом… В смысле, работаю в хосписе.

– А вы? – поворачивается ко мне дежурная. Ее скулы и лоб под челкой подпорчены шрамами от подростковых прыщей.

– Кем прихожусь? Сердечным другом, – со вздохом говорю я, начиная уставать от этого абсурда.

– Ага, ясно, – сердится дежурная, уловив мою издевку. – А друг другу вы кем приходитесь? Медбратьями? Или сердечными друзьями?..