– Да, мой милый, вот так! – серьезно говорю я. – А ты мне руки целуешь как безумный. Грех это!

– Да как же… – он совсем растерян.

– Так, Ванечка, все! Хватит шутить. И рассказы все – потом. Скорей говори – как Алеша? Как Мария?..

Ваня непонятно трясет головой, будто ничего не понимает со сна… Или не решается сказать что-то плохое? Господи, неужели это внезапное облегчение было обманчивым?..

– Да говори же ты!..

– Ника…

Я уже хочу вцепиться в этого олуха и вытрясти из него слова!..

– Приступ у Алеши начался сразу, как только ты исчезла…

– Так, не надо мне сначала! – кричу я. – Давай с конца! Алеша жив? Мария жива?..

– Жив… Жива… Все живы… Она сумела ему помочь. Да, сумела, представляешь!.. Но сама потеряла сознание и даже… Я не знаю, что это… Яков Романович вводил ей адреналин, обезболивающие, но она так и не пришла в себя… Лежит бледная, глаза закрыты, не слышит, не отвечает…

Мое сердце, колотившееся как бешеное, вдруг замирает, будто остановленное чьей-то рукой… Все плохо. Все пропало.

– А Алеша?.. Были еще приступы?

– Нет… Все спрашивает про маму. Ему говорят, что мама скоро придет…

– Разве они не вместе?

– Нет. Яков Романович решил, что Алеша расстроится, когда увидит, что с ней стало… Ой-ой!.. – вдруг взвизгивает Ваня. Это раскалившаяся зажигалка обжигает ему пальцы, и Ваня роняет ее. Опять нас накрывает тьма.

– Ваня, а свечи-то есть?

– Ох, Ника… Вчера последнюю сжег. – Ваня виновато всхлипывает. – Я тут писал допоздна, ну и…

– Ладно, не важно. Телефоном посвети.

– Умер телефон. И зарядить негде – электричество отрубили.