– Мы не молчим, мы молимся, – хмуро говорит Артемий.

– Молимся… – киваю я. – Молитва – дело частное. Много ты знаешь великих молитвенников – просителей за весь мир?.. Единицы!.. Вглядись в наши молитвенные правила. Там всё – про собственное спасение. Сам понимаешь, откуда это идет, – ждали второго пришествия со дня на день. Тут бы самому успеть спастись, не угодить в геенну!..

– Ох, Глеб, Глеб… – Артемий сокрушенно качает головой. – Там, снаружи, собирается нехорошая сила. Будто вы и впрямь террористы, вооруженные до зубов. Ты и правда не боишься? В тебя ведь уже стреляли… Но пока еще не на поражение…

– Не надо, брат, – прерываю я его. – Ты вообще не о том!. А что касается страха… Я знаю, что умру не здесь и не где-нибудь в тюремной камере.

Артемий смотрит удивленно:

– Это откуда же тебе ведомо?

– Помнишь келаря из нашего монастыря – отца Леонтия? Он ведь прозорливый был, Царство ему Небесное… Когда Владыка благословил меня в монастыре остаться, Леонтий пошел со мной в отведенную мне келью – крошечную, заваленную хламом. Но я был так счастлив, что этот чулан показался мне райским чертогом. А отец Леонтий, вошедший вперед меня со свечой, потому что лампочки в той келье не было, поставил свечу в нишу, огляделся с непонятной печалью и вдруг сказал: «Вот здесь ты и умрешь». И тут же спохватился, руками замахал: «Ох, да что я! Не слушай меня, старого болтуна!» Но, думаю, не просто так у него эти слова вырвались… Конечно, счастья у меня сразу поубавилось. Но потом я стал размышлять и понял, что знать, где ты умрешь, все-таки гораздо лучше, чем знать – когда… Я просто однажды вернусь в эту келью, когда пойму, что пришло время, вот и всё.

Артемий задумчиво кивает, встает, надевает скуфью и идет к двери. Уже пригнувшись перед проемом, он оглядывается, какое-то время смотрит на меня… И уходит, так ничего и не сказав.

19 марта 130 года. Пять дней до игр Кирион

19 марта 130 года. Пять дней до игр

Кирион

Конвоир ведет Кириона через сад за виллой проконсула. Сад обширен, он взбирается уступами на холм, журчит фонтанами на террасах, пестрит розариями в просветах кипарисовых аллей, разбегается по склону коридорами из глициний и бугенвиллей. Но Кирион проходит сад, сгорбившись и глядя вниз, и видит перед собой только ноги конвоира и глубокие следы его калиг на песчаных дорожках.

Вибия Сабина ждет его на каменной скамье в белой ротонде, в центре которой возвышается мраморная статуя обнаженного юноши. Супруга цезаря снова одета в простую паллу, только не белую, как в прошлый раз, а бледно-голубую. И, как и три дня назад, она вновь одна, без свиты. И даже если где-то неподалеку скрываются ждущие ее приказаний слуги, они никак не обнаруживают своего присутствия.