Поэтому каким бы многозначным в плане языка ни являлось то или иное высказывание Мандельштама, сознание читателя интерпретирует его, основываясь на базовых механизмах понимания (обеспечение общих семантических признаков у лексического ряда, перевод лексемы в другое слово внутри семантического поля).

Конечно, поэтический текст отличается от разговорной речи, и законы, характерные для понимания бытового языка, действуют не в полную силу в поэзии и т. п. Очевидно также, что читатель способен получать эстетическое удовольствие от нарушения указанных принципов. Все это не вызывает сомнений. Но справедливо также и то, что восприятие поэтического языка не может полностью отказаться от тех языковых механизмов, о которых мы писали выше. Поэтому мы исходим из того, что принцип обеспечения общих семантических компонентов лексического ряда работает для читателя.

Держа в голове очерченные контуры теоретической модели, рассмотрим ее на конкретном примере. В свое время Л. С. Выготский, полемизируя с А. А. Потебней и его последователями, настаивающими на визуальном характере поэзии и ее образной природе, обратился к стихам Мандельштама:

Можно с совершенной ясностью показать, что почти все художественные описания строятся с таким расчетом, что делают совершенно невозможным перевод каждого выражения и слова в наглядное представление. Как можно себе представить следующее двустишие Мандельштама: А на губах как черный лед горитСтигийского воспоминанье звона.Для наглядного представления это есть явная бессмыслица: «черный лед горит» – это непредставимо для нашей прозаической мысли [Выготский 2001: 202–203].

Можно с совершенной ясностью показать, что почти все художественные описания строятся с таким расчетом, что делают совершенно невозможным перевод каждого выражения и слова в наглядное представление. Как можно себе представить следующее двустишие Мандельштама:

Для наглядного представления это есть явная бессмыслица: «черный лед горит» – это непредставимо для нашей прозаической мысли [Выготский 2001: 202–203].

Действительно, приведенные Выготским строки достаточно сложно визуализировать. Однако читателю они кажутся если и странными, то интуитивно понятными. Дело в том, что конструкции и лексика этих строк актуализируют целый ряд понятных выражений и ситуаций. Так, в узусе губы могут гореть (в частности, на морозе, ср. лед); на губах оказывается синонимически близким выражением фразеологизма на устах – ‘о готовности сказать что-либо’; на устах (губах) поэтому может быть слово, а если может быть слово, то может быть и воспоминание; при этом гореть близко к слову горячий, а горячими в переносном смысле (‘пылкий, страстный’) могут быть и слова; холодный лед может вызывать ощущение, будто он обжигает (горит); черный лед соотносится по контрасту со льдом белого цвета; одновременно мы можем представить, что в ночном мраке лед кажется черным; но главное, в контексте загробного мира (стигийский), который традиционно ассоциируется с мраком, появление цветовой характеристики черный не становится неожиданным.