Оговоримся: мы не утверждаем, что стихи Мандельштама полностью отказываются от визуальной составляющей. По-видимому, полный отказ от нее попросту невозможен. Интересно, что, по наблюдениям ученых, в подавляющем большинстве ситуаций даже ослепшие люди продолжают мыслить, прибегая к визуальным образам, и воспринимают визуальную составляющую одним из ключевых «органов» мышления (см. подробнее с указанием литературы: [Сакс 2014: 234–277]). Вместе с тем даже если придерживаться радикальной позиции, что все в поэзии Мандельштама поддается визуализации, сама визуализация, с нашей точки зрения, будет очень неравномерной и неравнозначной: некоторые строки будут обладать отчетливыми и яркими зрительными коррелятами, тогда как другие будут иметь смутное, неотчетливое, «туманное» зрительное воплощение, и в этих случаях именно семантическое переживание обеспечивает их понимание.

На самом деле отступление о соотношении визуального и семантического в поэзии модернизма связано и с идиоматикой. Существует гипотеза, согласно которой в восприятии идиоматики зрительный компонент играет ключевую роль.

Исследователи, заинтересованные вопросом, как именно идиоматика воспринимается сознанием, провели серию экспериментов. В одном из них [Cacciari, Glucksberg 1995] идиомы сначала путем опроса разделялись на знакомые и редкие, а их семантика – на выводимую из значений составляющих слов (простые идиомы) и не выводимую (сложные). Затем каждого человека из центральной группы испытуемых просили прочесть по очереди 20 разных идиом, повторяя одну и ту же процедуру для каждой: пересказать ее смысл, а потом мысленно визуализировать ее и как можно точнее устно описать возникшую картинку. Полученные результаты были рассортированы по двум группам. В первую вошли образы, основанные на буквальном смысле идиомы, а во вторую – на фразеологическом. Почти 80% мысленных картинок попали в первую группу, и эта пропорция в целом не зависела от количества сложных / простых идиом, включенных в выборки [Cacciari, Glucksberg 1995: 49–50].

В более раннем эксперименте, который упоминают Каччари и Глюксберг, было доказано, что мысленные образы по своей природе не могут множиться и мерцать значениями, как двойственные изображения (гештальт-картинки). С этим авторы связывают результаты своего исследования: умственные изображения конкретны, а идиоматические значения часто представляют собой абстракцию, которую невозможно вообразить, поэтому в умах испытуемых за основу картинки берется конкретная часть идиомы, выраженная в ее лексическом составе [Cacciari, Glucksberg 1995: 51–53].