С одной стороны, мы исходим из того, что семантические поля не только лингвистический термин, описывающий язык сам по себе и его устройство. Как было показано в известном эксперименте А. Р. Лурии и О. С. Виноградовой (1971), слова в сознании человека хранятся в виде семантических полей, обладающих ядром и периферией. По данным исследователей, семантические поля не являются системой, последовательно базирующейся на логических категориях. Так, например, слова котенок, собака и кошка могут находиться в одном семантическом поле, однако в него не попадает слово животное. Семантические поля могут включать в себя не только синонимичные слова, но и противопоставления / бинарные оппозиции (как в случае с котенком и собакой), а иногда и антонимы или слова, соотносящиеся с лексическим рядом семантического поля по ассоциации (см. подробнее: [Лурия, Виноградова 2003]). Для нашего исследования важен сам факт того, что ментальный лексикон в сознании человека выстроен в сложную систему накладывающихся друг на друга семантических полей, и это – первый узловой момент теоретической модели.

Второй узловой момент связан с категорией понимания. В когнитивных и психологических исследованиях предлагается несколько разных моделей устройства понимания текста. Некоторые из них исходят из построения ментальной модели, общего фрейма и частных фреймов того, что описывается в тексте; другие модели опираются на лингвистические или семиотические подходы (см. подробный обзор: [Залевская 2005: 364–393]; см. также: [Эко 2007]). Мы будем отталкиваться от идеи Р. О. Якобсона о том, что понимание – это прежде всего перевод:

Для нас, лингвистов и просто носителей языка, значением любого лингвистического знака является его перевод в другой знак, особенно в такой, в котором, как настойчиво подчеркивал Пирс, этот тонкий исследователь природы знаков, «оно более полно развернуто». Так, название «холостяк» можно преобразовать в более явно выраженное объяснение – «неженатый человек», в случае если требуется более высокая степень эксплицитности. <…> Мы различаем три способа интерпретации вербального знака: он может быть переведен в другие знаки того же языка, на другой язык или же в другую, невербальную систему символов [Якобсон 1978: 17–18].

Для нас, лингвистов и просто носителей языка, значением любого лингвистического знака является его перевод в другой знак, особенно в такой, в котором, как настойчиво подчеркивал Пирс, этот тонкий исследователь природы знаков, «оно более полно развернуто». Так, название «холостяк» можно преобразовать в более явно выраженное объяснение – «неженатый человек», в случае если требуется более высокая степень эксплицитности. <…>