– Смокингов? Думаешь, мальчики согласятся? Они и галстуки-то носить не любят.

– Конечно, согласятся. А вы с мамой будете в вечерних платьях. Ay, Лала, такую вечеринку я мечтал устроить на твое quince[542], но так и не смог. Мы чудесно проведем время.

И снова из кухни:

– Я же сказала, что никуда не пойду, ты что, не слышишь меня?

Папа продолжает говорить о mi aniversario, словно Мама не имеет к этому никакого отношения. Ему ужасно хочется «смокинг с хвостами», а, может, даже и цилиндр, потому что у одного его друга, еще до войны, был такой. Похоже, что чем сильнее Мама возражает, тем больше он укрепляется в своих намерениях. Он уже обзвонил всех своих друзей. El Reloj, el King Kong, el Indio, el Pelón, el Cuco, el Capitán, el Juchiteco[543]. Все его друзья, считает Мама, совсем как он.

– Да это целая компания выпендрежников, – говорит мне Мама, занимаясь приготовлением любимого папиного пудинга. – Не выношу твоего отца. Меня от него тошнит!

– А почему ты тогда не разведешься с ним?

– Поздно. Я ему нужна.

Поздно. Она имеет в виду, что он нужен ей. Но не может же она сказать это прямо, верно? Ни за что на свете. Поздно, я уже люблю тебя.

– ¡Mija! – кричит Папа из спальни.

– ¿Mande? – Я бегу к нему, как слуга к господину.

– Это я твоей матери, – говорит Папа. И снова принимается кричать: – Зойла, Зойла! Сейчас будет петь звезда из «Пока смерть не разлучит нас».

– Мне наплевать на эти дурацкие telenovela! – сердито кричит в ответ Мама. – Клянусь, в этом доме нет ни одного разумного существа.

– Зойла, Зойла! – продолжает кричать Папа.