Главным чекистским понятием стало: «Чекист должен умереть или от руки врага, или от руки ОГПУ. Естественная смерть для чекиста исключена».

В отношении ОГПУ-НКВД Ягода выступал приверженцем желез­ной дисциплины и за малейшие признаки «морально-бытового разло­жения» карал безжалостно, вплоть до увольнения и предания суду. Он мечтал создать беспрекословно подчиняющуюся ему структуру, в кото­рой не оставалось бы места для личной жизни.

В то же время сам Генрих Григорьевич серьезно увлекся «прелест­ницей Тимошей» — так по обычаю большой семьи Горького называли сноху писателя, жену его единственного сына Максима Надежду. Дочь московского профессора-уролога Введенского, бывшая гимназистка с толстой косой, она уже успела сбегать «на скорую руку» замуж за ин­женера Сергея Синицина, затем сменила нескольких временных пар­тнеров, пока не встретила Максима Пешкова. По свидетельству совре­менников, 26-летняя Надя-Тимоша была очень красива и эффектна. Благодаря своей привлекательной внешности она очень выигрывала перед субтильной супругой Ягоды Идой Леонидовной Авербах, рабо­тавшей помощницей прокурора Москвы (ее брат Леопольд Авербах возглавлял РАПП — Российскую ассоциацию пролетарских писателей, которую сменил Союз советских писателей во главе с Горьким).

На «прелестницу Тимошу» и другие мужчины заглядывались, осо­бенно после неожиданной смерти 11 мая 1934 года ее мужа. Максим Алексеевич в конце апреля собирался в Ленинград, но почему-то изме­нил планы и отправился на майские праздники на дачу НКВД в Серебря­ном Бору. Там он находился с секретарем Горького Петром Крючковым, которого в семье писателя звали Пепе Крю. Друзья крепко выпили — оба предпочитали ерша (водку с пивом). Макс полежал на травке и просту­дился — крупозное воспаление легких. Врачи оказались бессильны.

Безутешную вдову Надежду Алексеевну постоянно опекал «друг се­мьи» Ягода. Для пущей надежности ее по команде наркома охраняли сотрудники оперативного отдела ГУГБ НКВД, резко отшивавшие лю­бого ухажера.

На очаровательную вдову «положил глаз» Алексей Николаевич Толстой, писатель, «красный граф»: на машине подвез, букетик сирени подарил — все так мило и трогательно. Но какой-то человек в военной форме вежливо предупредил графа: «Место прочно и надолго занято, и если вы не желаете сменить длинную прическу на стрижку “под ноль”, то не должны больше покупать и дарить цветы. Даже сирень». Писатель Толстой намек понял и мгновенно ретировался.

Возможности Ягоды в сравнении с другими претендентами на серд­це и тело Тимоши — властные и финансовые — были куда значительнее: только на ремонт ее дачи в Жуковке из средств НКВД было потрачено 160 000 рублей. Также за счет ведомства содержались многочисленные родственники и творческое окружение наркома. Пополнение секрет­ных фондов НКВД путем кладоискательства возлагалось на Молчанова.