Неслучайно Самсонов в своем таинственном мире, полном опас­ностей и революционной романтики, делал ставку на женщин, искав­ших в подпольной террористической деятельности выход сублимации. В этом полуфантастическом мире «падших ангелов», «богочеловеков», «творцов историй» им легче было избавиться от тоски обыденной жиз­ни, самоутвердиться и заставить себя уважать, фантастически уверо­вать в собственное великое предназначение.

Так на рубеже XIX и XX веков произошла феминизация террора, вместе с его интеллектуализацией. Террористами стали одинокие двад­цатилетние девушки с образованием из средних и даже высших слоев общества, испытывающие отвращение к любому труду, любившие ри­сковать, ощущать близость смерти и чувствовать власть над своими жертвами (та же Маруся Никифорова — дочь штабс-капитана, просла­вившегося в последней русско-турецкой войне, училась в гимназии, не бедствовала).

Вспомним «великих террористок» — Софью Перовскую, Веру Фиг­нер, Марию Спиридонову... А садистка одесской ЧК Елена Гребенюкова, она же Дора, — дочь генерала, ставшая палачом для многих белых офицеров... По заключению белогвардейского следствия, на ее счету четыреста замученных и убитых.

В Белой армии также существовали дамы воительницы и пала­чи. Очевидцы писали: «Нестерпимо жутко было видеть, как к толпе испуганных пленников подскакивала молодая девушка и, не слезая с седла, на выбор, убивала одного за другим. И самым страшным в эти минуты было ее лицо: совершенно каменное, спокойное, с холодны­ми, грозными глазами». Возможно, такое впечатление производила и Андреева.

Анархистка Гарасеева в юности по сфабрикованному делу «о под­готовке злодейского покушения» на всемогущего тогда члена Полит­бюро ЦК РКП (б), председателя Исполкома Коминтерна Зиновьева попала вместе с сестрой в одни из политизоляторов (тюрьму для по­литзаключенных) на Урале. Она вспоминала Андрееву такими слова­ми: «Отвратительная личность. Сторонница пыток. Сажала подслед­ственных и заключенных в ледяную воду.

Обычно в Верхнеуральске и Тобольске (там тоже был политизоля­тор) она появлялась два раза в году. В сопровождении пышной свиты местного тюремного начальства обходила каждую камеру и спрашива­ла, есть ли жалобы. Иногда заключенные постановляли: с Андреевой говорить не будем. Тогда каждая камера встречала ее появление гробо­вым молчанием...»

ВЧК задумывалась как орган защиты революции и борьбы с особо опасными преступлениями. Но превратилась в инструмент тотального контроля и подавления любого инакомыслия.

Секретный отдел Самсонова стал орудием ликвидации всех, кро­ме большевистской, социалистических партий в России, которые в 1917 году объединяли больше миллиона человек. Вслед за анархиста­ми фактически поставили вне закона эсеров и меньшевиков.