Светлый фон

Принёс подкидыша попу. Тот принял соломоново решение: ты нашёл, тебе и отцом быти.

– Стар я, батюшко! Забыл уж чем баба пахнет!

– Тут не баба, Евлампий! Тут сама богородица, – грешно крякнул нестарый ещё иерей и записал младенца Девкиным...

Ворчал, жаловался дьячок, потом привязался к младенцу и благодарил судьбу за находку, хотя пришлось на крестины раскошелиться.

Федька рос, как на опаре. Грел сердца стариков ясной младенческой улыбкой. Годы тихие пролетели, и названные родители велели сыну своему долго жить. Он и живёт, хотя не раз в солдатах судьба висела на волоске и, видя смерть неминучую, взвыл отчаянно: «Пронеси, господи!». Четырежды был ранен, но выжил, за храбрость чины выслужил. Теперь вот, по воле самого государя, летит в Тобольск творить строгий и справедливый суд.

Царского посланца никто не встречает. Город буднично деловит, в меру хмелен. На дороге, словно столб каменный, выбодрился плешивый мужичонка.

– Жить надоело? – усталый ямщик огрел бедолагу кнутом.

Мужичонка повёл лопатками и, выставив перед собой палец, замотал сияющей на солнце лысиной:

– Неее сой-дууу! Я путя свои-ии зна-аюю! – палец почти упёрся кореннику в глаз.

– Вот и поспей с такими вовремя! – ямщик оттащил гуляку в сторону, но тот снова встал на дороге.

– Путя мои-ии пра-аведныыы! И-ик!

Ямщик сбросил его в сточную канаву, но мужичонка, грязный, мокрый, с пятном на лысине, юрко выполз чуть ли не под копыта коренника.

– Не сойдууу... Не жел-лаю! Потому как путя мои ис...тин-ты! – вцепившись липкими руками в постромки, он волочился за бешеной пристяжной. Та взбрыкивала и норовила достать его задним копытом.

– Стой! – майор толкнул ямщика в спину, выбрался из коляски. Давнее вспомнилось. Отец незадолго до смерти так же вот за лошадьми волочился. Отец был дюж и кроток, этот мужичонка тщедушен, но гонорист.

– Подыми! – командует он майору. – Не видишь, кто перед тобой?

– Кто ж ты? – Девкин раздвинул в скупой улыбке жёсткие обветренные губы.

- Князь помоек тутошних, Никола Рушкин. А ты хто, сказывайся! – мужичонка мотался, как маятник, с худой, затрапезной одёжки его стекала коричневая грязь.

«Экой настырный!» – с невольным одобрением отметил майор.

– Майор я, Фёдор Девкин. Служилый человек.

– Служил-лый, – Николка соскрёб с узкого лба шмат грязи, размял в ладошке. Служи-илый! Ишь ты! Тада служи. Веди атамана в кружало. Не медля штоб!