– Прости, Матвей Иванович, по дурости ляпнул.

- А про боярыню бают... – продолжал майор, но Матвей Иванович резко его оборвал:

– Слухами не питаюсь. С Алексеем Михайлычем родством и соседством связаны. Родство дальнее, но довести до тебя должён. Какую отписку дашь государю?

- Опишу всю правду... кою доследую, – насупился майор, полагая, что боярин склоняет его к снисхождению. И проделку вчерашнюю воеводину вспомнил.

- Уважь старика, не чини обиды, – лицо боярина, властное, изжелта-смуглое, сочувственно сморщилось. Просить не приучен. Приучен повелевать, но ревизор – око государево, давить на него неможно.

– Указ государев когда вручить?

- Сей же час. И сей же час проводи воеводу... бывшего воеводу с честью. Мне с ним сталкиваться не след. Чту старого князя... Баба – дурра, – длинными пальцами разглаживая глубокие складки меж бровей, зло выкрикнул: – Дур-ра! Дур-ра! Позорит князя! Я бы её... – Недоговорил, отвернулся.

«И я бы...» – мстительно скривился майор. Хоть и поглумился над ним воевода, а злился почему-то на воеводиху.

– Жаль, жаль старика, – снова вздохнул боярин. – Имение под Тверью с моим рядом...

– Казне отойдёт, – зло стиснул бескровные губы Девкин.

- Не жесточись. Смекаю, шутку с тобой выкинул Алексей Михалыч?

– Теперь мой черёд шутить, – вновь унижение своё переживая, скрипнул зубами ревизор.

– Зла на него не держи! – сурово, не без угрозы, посоветовал боярин. – Сам говоришь, в корысти Алексей Михалыч неповинен. Добра же отечеству сделал немало.

И ещё одну ночь проворочался Матвей Иванович на мягкой медвежьей полости. Утром отписал государю, прося милости для старого князя. Перечислил все былые его заслуги. Запечатав письмо, вручил слуге своему и велел спешно скакать в столицу. Часом позже провезли воеводу. Новый, который отныне будет зваться губернатором, долго глядел ему вслед, словно провидел, что через три года настанет и его черёд. И никто за оклеветанного губернатора перед царём не замолвит слова. Сам государь, чтя прежние заслуги сибирского губернатора, станет перед ним на колени, облобызает и велит казнить. Лихоманцем назовут и казнокрадом. У хлеба, как водится, не живут без хлеба. Во все времена.

И в последний час вспомнит Матвей Иванович Гарин, как провожал своего предшественника. Вспомнит и улыбнётся: по-доброму проводил старика. Самого провожал всё тот же майор Девкин, ретивый и честный служака. Заглянул в лицо князю, что-то хотел на прощанье вымолвить, но только дёрнул бледной губой и ускакал в лесную избушку. Дён пять пил там без просыпу и потом... застрелился.