Вот что в конце концов получилось:

«Прошу детей простить меня за то, что я посвятил эту книжку взрослому. Скажу в оправдание: этот взрослый — мой самый лучший друг. И еще: он понимает все на свете, даже детские книжки. И, наконец, он живет во Франции, а там сейчас голодно и холодно. И он очень нуждается в утешении. Если же все это меня не оправдывает, я посвящу свою книжку тому мальчику, каким был когда-то мой взрослый друг. Ведь все взрослые сначала были детьми, только мало кто из них об этом помнит. Итак, я исправляю посвящение: Леону Верту, когда он был маленьким».

Из восьми «это» осталось четыре, из шести «взрослых» тоже четыре: по два в начале и в конце. И из четырех «оправданий» осталось только одно да глагол «оправдывает». Неточно? В подлиннике иначе? Да, но, право же, у переводчика тоже есть оправдание. Ибо, опустив или заменив несколько слов, которые в подлиннике звучат легко и просто, а по-русски тяжеловесно и искусственно, он, думается, верней передал чувство и настроение.

По-русски вышло бы длинно, коряво и непоэтично: «Мой рисунок изображал удава, переваривающего слона» — естественней (тем более в рассказе о детстве): «Это был удав, который проглотил слона».

Буквально пришлось бы перевести: «Взрослые посоветовали мне бросить изображения удавов …», но в сказке лучше обойтись без этой конструкции: «не рисовать больше удавов…»

«Круглыми от удивления глазами я уставился на это видение» — формально все правильно, в подлиннике есть и apparition и des yeux tout ronds d’étonnement, можно при желании перевести даже «выпучив глаза от удивления». Но по-русски это было бы слишком грубо, развязно. И стоило отойти от дословности, воспользоваться живым и естественным нашим оборотом: «Я во все глаза смотрел на это необычайное явление».

Точно следуя форме, строю подлинника, пришлось бы писать: «Как ты думаешь, много этому барашку надо травы?» А проще: «Много он ест травы?»