А он осторожно убрал руку с ее плеча и не спеша пересел на своё прежнее место.

– Всё-таки что это? – спросила Августа.

– Дырка, – ответил Профессор.

Маленький цветок

Маленький цветок

Он снова принялся скручивать свою самокрутку. И делал это куда уверенней и ловчей, чем пару часов назад, руки не дрожали.

– Огнестрел? Или трепанация? – Она заметила, что голос у неё и впрямь тихий.

– Не поверишь: огнестрел и трепанация… – Профессор говорил спокойно. – И еще не поверишь: я сам в себя стрелял. Самострел.

В это мгновение чудовищный, леденящий душу то ли вой, то ли стон донесся из тьмы и заполнил всё вокруг.

– Не пугайся! – прокричал Профессор и взял Августу за руку. – Это воет собака Баскервилей! – Когда вой прекратился, он добавил: – Жена Гуги, хевсурка, придумала. Дикий народ эти хевсуры!.. Сейчас просто начнутся танцы. Я тебя приглашаю. Ты танцуешь?

– Да, – сказала она. – А ты?

– Нет. Никогда в жизни. Однако я целый вечер тебя чему-нибудь да учу. Сейчас твоя очередь, поучишь меня танцевать.

Профессор встал, но Августа не спешила.

– Подожди, давай проверим музыку. И поглядим, рискнёт ли кто-нибудь ещё.

Внезапно не заставленная столами круглая площадка посреди зала осветилась изнутри голубым светом. Тонкий луч прожектора ударил под потолок и осветил шар, усыпанный зеркалами, по стенам пошел крупный снег, замела метель. «Какие старинные дела!..» – Августа снова стала девочкой Гутей и очутилась в сельском клубе, это был новогодний вечер. И резиновый мяч, оклеенный осколками зеркал, крутился под самым потолком, брызги света попадали в глаза. Деревянный и чёрный кларнет зазвучал. Негромко, бархатно. Восхитительный фокстрот «Маленький цветок» заполнил пространство и время.

Так было в деревянном клубе, заваленном снегом, давным-давно.

А в «Собаке Баскервилей» Августа встала из-за стола и увидела саксофониста, длинного, сутулого, в маленькой шапочке, как две капли похожей на шапочку американского матроса, только на саксофонисте она была шерстяная и черная. Такие носят крестьяне в Кахетии. Саксофон сверкал, оттягивал шею парню, музыкант медлил, как и Августа. И вот он обмакнул мундштук с тростью в толстые мальчишеские губы и выдал первую, сиплую, в самое сердце метящую ноту. «Маленький цветок». Опять. Как в детстве.

Гутя повела своего Профессора на урок танца.

Он обнял её, и это было так естественно, так просто. Сразу же несколько пар вышли на голубое озерцо света. «Правильный у тебя рост», – подумала Августа про Профессора, её глаза оказались напротив его широких, потрескавшихся, как пустыня от ветра, губ. Он не робел, хотя и не танцевал, а так, обнимал её, изредка переступая на длинных ногах, не теряя равновесия. Учить его было нечему.