Светлый фон

Попытки протолкнуть наследников в спецшколу при ИПГ приобрели теперь унизительный, часто анекдотический характер. Думая, что сумеют заинтересовать де Сталь, партийцы снабжали своих чад подробнейшими анамнезами (их за взятки составляли лучшие психиатры обеих столиц), из которых следовало, что и они, их родители, и все прочие родственники как по женской, так и по мужской линии не только имели скрытую одаренность – легкое самовосхваление не грех, – но, главное, болели всеми видами душевных заболеваний, известных врачам, были просто-напросто невменяемыми. Так что ни за какие деяния, в том числе и за революцию, даже в первую очередь за революцию, они ответственности не несут и нести не могут. Революция, писали они без тени сомнения, была чистой воды бредом, наваждением, и то, что они в ней участвовали, то, что они ее совершили, объясняется исключительно их невменяемостью, тем состоянием аффекта, в котором они постоянно находились, начиная с 1905 года.

Убеждение, что приобретенные признаки наследуются, – объяснял Ифраимов, – разделяла в то время вся верхушка партии. Еще в 1922 году из Америки в Россию переехал известный биолог, ярый противник генетики Пауль Каммерер, и страна встретила его восторженно. Десятью годами ранее Каммерер обследовал два отряда итальянского рабочего класса, а именно генуэзских булочников и грузчиков, и доказал, что передаются не только явные, для всех различимые особенности лица, фигуры, но дети, внуки и правнуки, то есть четыре поколения каждой семьи, строжайшим образом наследуют школьные оценки своих предков, в связи с чем генуэзские учителя даже думают вообще отказаться от дневников.

Эта работа, – рассказывал Ифраимов, – нанесла Менделю сокрушительный удар, однако враг не сдался. Союзник Менделя Вейсман попытался спасти то, что еще можно было спасти. На протяжении двадцати двух поколений он безжалостно отрезал в лаборатории мышам хвосты, и так как потомство, ничему не желая учиться, всё равно рождалось хвостатым, посчитал, что теория Каммерера опровергнута. Каммерер повторил опыты Вейсмана уже в Москве. Их результатов ждали, затаив дыхание. Оказалось, что действительно мыши не менее двадцати пяти поколений подряд рождаются с хвостами и в том случае, когда у их родителей они были отрублены (для природы, писал Каммерер, это чересчур малый срок, чтобы сделать выводы), но заживление ран после ампутации с каждым пометом идет быстрее и безболезненнее.

Интересно, что даже Сталин, которому история его собственной семьи должна была объяснить, что наследуется, а что нет, до конца своих дней был убежден, что для нравственного здоровья народа необходимо поддерживать именно теорию Каммерера (пускай она – лишь красивая сказка, идеал, столь же далекий от жизни, как учение Христа), а не циничное учение Моргана – Вейсмана. Иначе тяга людей к добру окончательно сойдет на нет: зачем все жертвы, весь тяжкий, мучительный путь совершенствования, если детям так и так придется начинать с нуля.