Лошадь только удивлённо повернула морду вслед: Алина выскочила из коляски и взбежала по ступеням, едва не сбив с ног дворецкого, который отпер на бешеный треск дверного колокольчика.

Взбежала в свою уборную. Швырнула в кресло шляпу-гриб. Стянула трубой и бросила на пол лиловое платье. Распахнула дверцы шкапа.

— Барышня, чего изволите? — Позади неё округлила глаза запыхавшаяся горничная, которую напустил дворецкий.

— А! — Алина вытащила нужное платье, приложила к себе. Обманчиво невинного бледного цвета, оно просвечивало в стратегических местах, так что любой кавалер переставал слышать, что ему говорили, только глядел бараньим взглядом. То, что надо.

Понюхала.

— Вычищенное, вычищенное, — засуетилась горничная.

Алина уже извивалась в шёлковой трубе. Одёрнула вниз. Горничная помогла застегнуть. Наклонилась, подняла лилового урода:

— Это прикажете вернуть в лавку?

— Дарю! — бросила Алина на бегу. Шаги её прошелестели по лестнице, а горничная всё стояла, прижав комок к груди и ошалев от восторга. Повернулась к зеркалу. Покрутилась, любуясь:

— Какая прелесть… Какая прелесть! Какая невозможная прелесть!

Расчёт её оказался верен, и платье не подвело. Алина лишь приспустила шаль. Соски просвечивали сквозь ткань и напоминали смущённый карий взор. С того мига, как Алёша Ивин встретился с ним, он только краснел, блеял, но не мог отвести глаз. Алина торжествовала. Пора было менять тактическую позицию. Требовался уединённый уголок. Где их никто не потревожит. Но так как единственный раз, когда она была в доме Ивиных, вечер пошёл наперекосяк, то расположение и возможности комнат Алина запомнила плохо. К тому же не была уверена, дома ли граф и графиня. Помеха ей была ни к чему.

— У вас красивый сад. Какая прелестная сирень. Ах, мне так хотелось бы сорвать веточку и приколоть на платье.

Стеклянный Алёшин взгляд лёг ей на руку, которой она ненадолго — ненадолго! — прикрыла грудь:

— Вы позволите?

— А-а-а? М-м-м-м… да. Кхм.

Алёша поднялся, как лунатик, и поволокся за Алиной в открытые на террасу высокие окна.

Мари шла из теплицы, когда увидела, что конюший мужик под уздцы отводит от крыльца лёгкую коляску. Сердце Мари ёкнуло: первой мыслью было, что с визитом приехал Бурмин. Она пошла скорее. Увидев барыню, мужик остановился. Мари теперь видела, что ошиблась. Лошадь была английская, а не русская. А коляска — работы известного петербургского каретника Иохима. Недолго было гадать, у кого в Смоленске могла быть такая. Сердце её тяжело застучало.

— К нам гости никак пожаловали, Платон? — спросила она конюшего.