— Не с чего, бабушка. Всё хорошо.

— Осторожность не вредит никому.

— Нет, — глухо ответил Бурмин.

Старуха вытянула дряблую шею, посмотрела в окно, как он вышел на крыльцо, надел шляпу, вскочил в коляску, коляска описала дугу и пропала из виду. А старуха так и сидела в своём тяжёлом, неповоротливом кресле. Тусклые глаза её переместились на портрет дамы с розой. Такой молодой, такой прекрасной. Молодая красота дочери больно шевельнула старухе истёртое сердце: сколько непрожитых лет… Она схватила и затрясла колокольчик. На звон тотчас явилась рослая мордатая девка, широкоплечая, как гренадёр. Её обязанностью было катать кресло с барыней по дому и в саду. Она схватилась уже за ручки, надавила рычаг.

— Палаша, — неожиданно мягко остановила барыня, голос её дрогнул. — Погоди. Ступай кликни мне Клавдию Степановну.

— Слушаюсь. — И только косой хлестнула.

Явилась старая ключница, сложила руки коробочкой поверх передника, встревоженно поискала взглядом — не худо ли барыне:

— Чего изволишь, матушка?

Княгиня Солоухина смотрела на портрет дочери. «Те же глаза. Тот же лоб». Сердце таяло от нежной боли.

— Помнишь ли ты того господина в Париже?

Слова «того господина» были произнесены таким внушительным тоном, что ключница сразу кивнула:

— Как же забыть. Экий красавец. Лучше Потёмкина, уж если меня спросить.

Тонкие сизые губы старухи ухмыльнулись:

— Ха. Потёмкин… Его красоту всегда преувеличивали. Из уважения к государыне. Вот Гриша Орлов, вот то красавец был писаный. Ни о чём в жизни не жалею, только о том, что с Гришей не спала. Я бы с охотой, да вот не довелось. Красавец… Таких больше не было.

— Он был краше и Орлова, — заметила ключница.

Голова старухи дёрнулась:

— Много понимаешь.

— Ты спросила, матушка. Я и ответила. Такого, как тот мосье, я и близко не видала. А всё ж соглашусь: Григорий Орлов, может, взял бы второй приз.

Но шутливая болтовня об удах былых времён, всегда развлекавшая барыню, вдруг возымела противоположный эффект. Лицо старухи омрачилось, голова затряслась:

— Ох, нагрешила я, Клавдия. Думала: Париж, страсти, один раз живём, полюблюсь с таким красавцем, так и помереть не жаль. Дура проклятая. Если б знала, чем заплатить придётся… Всё потомство исковеркать…