— Я его знаю…

Андонис задал ему обычные вопросы — возраст, место жительства, специальность — и записал ответы. Фанис отвечал, не спуская глаз со станков, словно его ответы предназначались им.

— Ну, Фанис, — спросил ободряющим тоном Андонис, — как ты думаешь, будет война?

— Это не имеет отношения к ткачеству, — сказал Фанис.

— Отвечай, раз тебя спрашивают, у него свой расчет, — вмешался Евтихис.

— Мне интересно знать твое мнение, — объяснил Андонис.

— Это мое личное дело.

— Почему ты не отвечаешь?

— Не хочу.

Подойдя к нему вплотную, Евтихис уставился на него, как на какую-то диковину. Чего он заупрямился? Евтихис потрогал рукой его лоб, точно имел дело с больным.

— Разве ты не просил сам у господина Андониса работу, не говорил ему, будто ты присучальщик? Что с тобой стряслось, почему ты не отвечаешь?

— Если бы ты спросил меня по-дружески и не здесь, а вот, к примеру, сидели бы мы с тобой в кофейне, я бы ответил… А сюда я пришел наниматься на работу…

— Евтихис, оставь его в покое, — сказал Андонис. — Я вполне удовлетворен.

Но Евтихис не унимался:

— Ты же побывал за решеткой. Правда ведь? Я смекнул, когда ты, подогнув под себя ноги, сидел на полу у меня в комнате. За что тебя посадили?

Фанис молчал. Евтихис настаивал:

— Скажи, сидел ты в тюрьме или нет?

Снова последовало молчание. Глаза у Фаниса налились кровью, казалось, вот-вот из них брызнут кровавые слезы. Евтихис не отступал.

— На допросах я не отвечаю, — резко проговорил Фанис.

Евтихис смутился, а Андонис тут же переменил разговор: