10.2. Восстание: Логика мира против логики войны

10.2. Восстание: Логика мира против логики войны

Находясь на грани настоящей полномасштабной войны, император Николай I и великий князь Константин Павлович обнаружили, что стратегия, которой они придерживались в отношении Польши, оказалась совершенно несостоятельной. Однако император, несмотря ни на что, полагал возможным рассматривать свои действия в категориях личной правоты. Он писал брату: «Мое положение тяжко, моя ответственность ужасна, но моя совесть ни в чем не упрекает меня в отношении поляков, и я могу утверждать, что она ни в чем не будет упрекать меня. Я исполню в отношении них все свои обязанности, до последней возможности; я не напрасно принес присягу и не отрешился от нее; пусть же вина за ужасные последствия этого события, если их нельзя будет избегнуть, всецело падет на тех, которые повинны в нем!»[1685] Цесаревич, находившийся, очевидно, в крайне подавленном состоянии, описывал произошедшее как крах жизненных установок. Он перестал называть себя «поляком», но также избегал адресовать вопросы себе: «Вот мы, русские, у границы, но, великий Боже, в каком положении, почти босиком; все вышли как бы на тревогу, в надежде вернуться в казармы, а вместо сего совершили ужасные переходы. Офицеры всего лишились и имеют лишь то, что на них надето… Я сокрушен сердцем; на 51… году жизни и после 35… лет службы я не думал, что кончу свою карьеру столь плачевным образом. Молю Бога, чтобы эта армия, которой я посвятил шестнадцать лет жизни, одумалась и вернулась на путь долга и чести, признав свое заблуждение прежде, чем против нее будут приняты понудительные меры. Но это было бы слишком хорошо для века, в котором мы живем»[1686]. В другом случае, рассуждая о том, что «каждый раненый и убитый в наших рядах может обвинить меня в том, что я 16 лет подряд стоял во главе армии, которая причиняет им столько вреда», великий князь прибегал для оправдания к категории «неблагодарность». Он писал императору: «Я… лишь выполнял приказы, целью которых было их (поляков. – Прим. авт.) благо, и, конечно, не предвидя неблагодарности»[1687]. И император, и великий князь демонстрировали полное непонимание причин происходящего, а Николай в одном из писем даже прибег к формулировке: «…они все (поляки. – Прим. авт.) более или менее страдают рассудком»[1688].