После детронизации – в разгар восстания – император Николай I написал интереснейшую записку о Польше, которую Н. К. Шильдер опубликовал в биографии монарха. В этом поразительном документе, рассмотрев историю существования Царства Польского в составе Российской империи, Николай I выразил мнение, что «Россия не имеет никакого интереса владеть» Польшей. Иными словами, монарх размышлял над самоубийственным для представителя власти вопросом отказа от части территории собственной страны[1689].
Судя по содержанию текста, разворачивание военных действий в Царстве заставило монарха предметно задуматься над тем, как устроен механизм унаследованной им от Александра политической системы. В записке о Польше Николай I рассуждает о том, что Польша, приобретенная «по праву завоевания», получила от России субъектность (пользовалась «всеми правами самостоятельного народа») и экономические ресурсы для развития и процветания, что, в свою очередь, привело к тому, что «настроения умов обострились и поляки укрепились в своем намерении избавиться от русского владычества». Эту стратегию он прямо называет в тексте затратной для России: «…империя несла все тягости своего нового приобретения, не извлекая из него никаких иных преимуществ, кроме нравственного удовлетворения от прибавления лишнего титула к титулам своего государя. Но вред был действительный».
На страницах записки монарх пишет и о выгоде, которую может приобрести империя от обладания Царством («какое вознаграждение может получить Россия за свои тяжкие жертвы, и какие выгоды она может извлечь из обладания Польшей»), и приходит к заключению, что «Россия не может извлечь из Польши… никаких действительных выгод»[1690]. Отметим, что Николай рассуждал в категориях нравственного и общественного порядка и не думал об экономических выгодах. Иными словами, он оставался в рамках традиционной для него парадигмы. Вывод, который сделал для себя император, не предполагал смены политической стратегии. Николай не видел возможности для изменений, ему проще было оценить крайнюю меру – отказ от части своей империи[1691]. В этих рассуждениях император не зашел далеко, определив, однако, границу «своей» и «чужой» территории, которая, по его мысли, должна была проходить «по Висле и Нареву».
В первые месяцы восстания обе стороны все чаще апеллировали к символике, отсылавшей к 1812 г. Уже в тексте николаевского манифеста, опубликованного в Российской империи, можно услышать скрытый намек на Отечественную войну. Монарх упоминал опасность потери «целости державы», говорил о том, что «толпа… дерзает мечтать о торжестве над нами», и рисовал мятеж как нечто, «может быть,