Светлый фон

— Не знаю… не спрашивал никто. Нас родители нарочно по разным школам… ну, чтоб мы друг другу не мешали развиваться. «Яник и Марик», мы близнецы. Да что ты хохочешь, Гретхен?

— Я не Гретхен, — сказала Марик. — Ты вот тоже не спрашивал. А у меня другое имя. Мы с тобой тёзки!

Ирина Нильсен. Вальс дождя

Ирина Нильсен. Вальс дождя

Я иду по коридору быстрым шагом, едва сдерживаясь, чтобы не побежать. Кабинет математики, женский туалет, кабинет истории, спуск на лестницу. Я заворачиваю за угол и врезаюсь в толпу галдящих пятиклашек.

— Смотри, куда идешь!

Я сильнее сжимаю кулак, и ключ врезается в ладонь. Только бы подошел! Кабинет физики, кабинет химии и наконец черная табличка на двери: кабинет директора. Сердце колотится так, словно я только что пробежал кросс. Стучу. Громко, несколько раз. Тишина. Дергаю за ручку. Заперто. Оглядываюсь по сторонам: никто не смотрит? Достаю ключ и вставляю в замочную скважину.

Пальцы вспотели и скользят, и мне приходится вытереть их об штаны. От волнения я не могу понять, в какую сторону поворачивать. Кажется, я копаюсь так долго, что уже вся школа знает, что я задумал, но наконец в замке что-то щелкает, я толкаю дверь и вхожу.

В кабинете прохладно и тихо. Вдоль стен — шкафы с какими-то папками, на столе баночка с ручками и цветок в горшке. Черный кожаный стул на колесиках отодвинут и повернут в сторону. Я провожу рукой по спинке — пожалуйста, ну хоть один волосок! Но спинка гладкая и идеально чистая, словно после каждого использования ее моют с мылом.

Может, у нее есть расческа? Я открываю один за другим ящики стола. Бумаги, папки, коробка со скрепками, степлер и прочая дребедень. Да как же так? Провожу рукой по столу — опять ничего. Опускаюсь на колени и шарю по полу. Неужели она за весь день не обронила ни волоска?

В этот момент щелкает замок, и в дверном проеме появляется пара лаковых туфель. Вернулась! Я мгновенно заползаю под стол, стараясь не издать ни звука, и замираю. Вслед за туфлями входят ботинки.

— Маргарита Семеновна, я все понимаю, но они и так ничего не делают. А если мы объявим о дискотеке, они вообще учиться перестанут.

— И все-таки мы всегда на восьмое марта…

— Вы результаты среза знаний видели? Они русский язык хуже всех по району сдали. А ваш восьмой «Б» — это вообще.

По столу что-то глухо ударило, стукнуло, а потом звякнуло. Сумку поставила, догадываюсь я. Что-то ищет. И чего она так не любит наш восьмой «Б»? Но с другой стороны, уж лучше пусть еще один срез устраивает, чем дискотеку. От одной мысли о дискотеке все у меня внутри сжимается в комок. Я смотрю на носки лаковых туфель, чтобы не думать, как на всю школу будет разноситься «тынц-тынц». Справиться ли с ним мой карманный шумоподавитель?