Светлый фон

— За русский не переживайте. Я поговорю с их учителем. Но я считаю, дискотека все равно нужна. Не зря же они три урока для выставки рисовали. Это, кстати, тоже рейтинг поднимает. Ну и… Я им обещала.

— Ну раз обещали, — сердито отвечает директриса, и тут же на ее туфли падает два длинных коричневых волоска.

Я протягиваю руку и замираю. Неужели они подойдут? Что там, Бах или Бетховен? А может быть, Моцарт? Паганини? Догадки вспыхивают у меня в голове одна ярче другой. А если Верди? Никогда я еще не видел усилителя, работающего на Верди. Вот отец обрадуется! Я хватаю волоски двумя пальцами и подношу к лицу.

Сначала я не слышу ничего вообще. Потом различаю робкий ученический вальс собачек. Я не верю своим ушам. Там должно быть что-то еще! Но нет, раз за разом с волос слетает только простенький вальс с двумя фальшивыми нотами. Так играет шестилетка на третьем уроке по фортепьяно. И стоило ради этого воровать у охранника ключ!

Окончания разговора я не слышу. В голове пульсирует только одна мысль: отец меня убьет. И дискотека эта еще.

 

На ИЗО Маргарита Семеновна ходит вдоль рядов и дает советы:

— Вот здесь подправь. Видишь, у тебя стена неровная? А ты, Кошкина, молодец. Попробуй еще флюгер дорисовать. Ковальчук, слишком много черного. Добавь красок. Степанов! Это что такое?

Я вздрагиваю, и карандаш вычерчивает изгиб, которого быть не должно.

— Мой дом, — отвечаю я, — как вы и просили.

Я старался изобразить его максимально точно: в местах, где стены истончились, выводил тонкую, едва заметную линию. Одно из окон, где шумоподавитель встроен в жалюзи и заедает, обозначил пунктиром. В центре гостиной поставил жирную точку-усилитель, из которого спиралью раскручивалась питающая дом энергия.

— По-твоему, это дом? — грохочет Маргарита Семеновна прямо над ухом. — А по-моему, это скрипичный ключ!

Класс разражается смехом. Я смотрю на седеющее каре учительницы и вспоминаю, как изобразил обморок, чтобы незаметно стащить с ее плеча несколько волос. С них слетела бодрая Итальянская полька Рахманинова. Я поразился тогда ее живости, но энергии в ней оказалось всего на два дня.

— Мне за вас и без того уже досталось у директора, — продолжает Маргарита Семеновна. — Вы мне еще и выставку хотите сорвать?

— Но вы же говорили, что нужно рисовать дом таким, каким его видим мы? — замечает вдруг Фатя.

Она сидит на соседнем ряду. На ее листе — балкон с цветочным горшком по периметру. Только не ровный, а волнистый, как юбка танцовщицы. По акварельной зелени листьев разбрызганы капли оранжевых цветов. Как будто кто-то над рисунком пил фанту и с полным ртом прыснул со смеху.