Смита знала, как рисковал Мохан. Его защищал лишь статус: он был богатым человеком из города. Но это долго не продлится; толпа вкусила крови и скоро могла броситься и на них с Моханом. Об этом она думать не хотела.

Она нагнулась к Мине. Единственный здоровый глаз женщины закрылся, потом открылся снова, но в нем почти не теплилась жизнь.

— Диди, — прошептала она. Смита опустилась ухом к самым ее губам, чтобы услышать ее поверх рева толпы. Язык Мины безжизненно повис во рту, отчего разобрать ее слова было сложно. — В поле… прячется. — Правая рука зашевелилась в грязи, и Смита поняла, что Мина хочет, чтобы она взяла ее за руку. — Возьми. Ее. В Америку. Обещай. Мою Абру.

— Обещаю, — прошептала Смита, и чьи-то руки схватили ее под мышками и подняли вверх. В ту же секунду чья-то нога ударила Мину в челюсть. Голова женщины дернулась так резко, что из ее ноздрей брызнула кровь. Смита закричала и попыталась вырваться из тисков, но безжизненное лицо Мины и ее закатившиеся глаза сказали ей, что удар был смертельным. Они ее убили. Они ее убили.

— Звери! — кричал Мохан. Она увидела, что они схватили и его, поняла, что уже Мине уже нельзя помочь, и ощутила страх.

— Мохан! — выкрикнула она; он повернул голову и взглянул на нее, и выражение его лица понять было невозможно.

Она поняла, что ее тащат к хижине амми, и стала вырываться сильнее. Они, видимо, хотели отвести их с Моханом туда и сжечь. Из хижины вышел человек и сказал:

— Мисс, лучше не сопротивляйтесь. Мы не желаем вам зла. — Она узнала голос. Это был Рупал.

Державшие ее руки ослабили хватку. Смита вырвалась и повернулась к Рупалу лицом.

— И вы себя называете служителем Бога? — прокричала она. — Вы позволили убить невинную женщину! Хладнокровно!

Рупал прижал палец к губам и велел ей молчать. Он приказал головорезу, схватившему Смиту, отвести ее в хижину. Комнату освещала одна-единственная лампа. Смита огляделась и ахнула. Или амми оказала бандитам жестокое сопротивление, или они нарочно устроили разгром в лачуге. Пропали мешки с провизией, которые привез Мохан, и тогда Смита поняла, что они забрали все, что имело хоть какую-то ценность.

Рупал проследил за ее взглядом.

— Мы взяли кое-что, — вежливо проговорил он, — старуха, видимо, сбежала и прихватила с собой свою ублюдочную внучку.

Смита поморщилась, услышав оскорбление в адрес ребенка.

— Девочка ни в чем не виновата, — сказала она, — как и ее мать.