– Я вас развеселю!

Кое-кто в зале уже оборачивается и вытягивает шею, интересуясь оживленной сценой у входа.

– Говорю же вам, я хочу уйти. Мне скучно.

– В таком случае мы уходим. Мы втроем сядем в мой самолет и будем любоваться заходом солнца над Рио-де-ла-Плата.

– Послушайте меня, сеньор как-вас-там! Мне совершенно не нравится летать! Я ненавижу скорость!

Чем суровей она становится, тем соблазнительней ему видится.

– Буэнос-Айрес с неба выглядит совсем другим. Вы должны это видеть!

– Возможно, как-нибудь в другой раз, – вступает Кремьё.

– Это должно быть прямо сейчас.

– Невозможно. Меня ждут друзья.

– Великолепно! Мы им позвоним. Пусть присоединяются.

– Это пианист и его группа!

– Тоже полетят! Никогда еще Моцарт не прозвучит так близко к небу.

Ее губы трогает улыбка. Его предложение сесть в самолет с незнакомцем – чистое безумие, но она чувствует, что сможет дать себя уговорить. После его настояний официант приносит на подносе телефон с длинным-предлинным проводом. Она звонит Виньесу, и он вместе с коллегой принимает приглашение.

И вот пара музыкантов, президент «ПЕН-Клуба» с бородой раввина, молодая вдова и весьма корпулентный авиатор, который не закрывая рта рассказывает истории о Патагонии, едут на аэродром Пачеко в служебном автомобиле компании с шофером, раскуривающим цигарку.

На полосе – «Лате 28» повышенной вместимости, предназначенный для первых пассажирских полетов, которые вскоре должны открыться. Музыкантов и Кремьё он усаживает в пассажирскую кабину, закрывает шторку-перегородку и указывает Консуэло на сиденье второго пилота.

Самолет отрывается от земли и стремительно набирает высоту, а потом на хорошей скорости спускается, пролетает над идущим по морскому берегу поездом и оказывается над мутными водами Эль-Тигре. Консуэло Сунсин чувствует, что все внутри у нее переворачивается, лицо покрывает бледность, а Тони брызжет энергией. Сегодня верх в нем берет мальчишка: он не пилотирует, он играет. И делает из самолета карусель в парке аттракционов.

Он снова набирает высоту и выписывает зигзаги. Из задней части кабины доносятся жалобы. Кто-то сообщает, что сеньора Кремьё рвет. Тони хохочет.

Когда они поднимаются к самым облакам и Буэнос-Айрес внизу превращается в кукольный город, он поворачивается к ней. На побледневшем лице глаза ее кажутся еще чернее. Его забавляет ее упрямство: в том, что ей страшно, признаться она не желает. Он вытягивает шею и приближает к ней лицо.

– Пожалуйста, поцелуйте меня.