На ее лице возникает негодование.

– Да что вы себе вообразили? Я вдова.

– Всего один невинный поцелуй.

– В моей стране не принято целовать незнакомых. Целуют только тех, кого любят.

Тони хмурится, а потом в лице проявляется горечь.

– Вы не хотите меня целовать, потому что я некрасив.

Она снова нетерпеливо фыркает. Тогда Тони позволяет самолету завалиться, переводит рычаг, опуская его нос, и он штопором устремляется к земле. Сзади слышатся крики.

– Что вы делаете? Мы же разобьемся!

– Жду, пока вы меня поцелуете…

Она вздымает руки к небу.

– Да вы сумасшедший!

– Быть может, я всего лишь влюбленный.

Стрелка альтиметра движется с угрожающей быстротой, а самолет падает вниз, кувыркаясь. Она вытягивает шею и быстро касается губами его щеки. Тони испускает торжествующий вопль, и самолет вновь поднимается на волне ликования, которая ту же Консуэло заставляет улыбаться улыбкой озорной девчонки. Ее глаза сверкают – есть в этом летчике с огромным телом и страстным сердцем что-то такое, что неудержимо ее притягивает: как и она, он любит игру и ненавидит вульгарность. В этой ее улыбке, как ему кажется, проглядывает какое-то обещание.

Утром он заезжает в цветочный магазин «Централь» и просит доставить четыре букета к ней в отель. Потом ему думается, что этого мало, и он заказывает еще два. Но и этого, на его взгляд, все еще недостаточно. Наконец он заказывает десять. И выходит из магазина с подаренной веточкой жасмина в петлице пиджака. Останавливает такси и едет в Пачеко, чтобы подменить заболевшего пилота.

И не может не барабанить пальцами по подлокотнику дверцы. Спрашивает себя: я на самом деле влюбился или это всего лишь страсть воскресного вечера? И отгоняет эти мысли. Любовь не продумывается. Кроме того, думать – это худшее, что он может сделать, потому что у его сундука воспоминаний крышка никогда не закрывается. Он не может позволить себе думать о Лулу – этот шрам теперь уже только саднит, стоит лишь к нему прикоснуться. Ему уже исполнилось тридцать, и он понимает, что с этого момента жизнь срывается в штопор. А еще он думает, что проживать жизнь без любви – это как съедать кожуру апельсина, отбрасывая прочь его дольки.

Но ведь он же снова думает! Чувствовать гораздо важнее, чем думать, это шаг вперед.

Темпераментные реакции Консуэло с довеском в виде кокетства вызывают в нем нежность. Его очаровывает ее французский с придуманной на ходу грамматикой и эта безрассудная отвага, с которой она села в самолет с незнакомцем. Есть в ней что-то такое, что его цепляет.

Первое, что он сделает, когда вновь приземлится в Буэнос-Айресе, это попросит ее руки. Возможно, несколько скоропалительно, но ведь часики-то тикают. Все должно быть сейчас.