У Тони сломана челюсть, но он все-таки улыбается.

– Консуэло, не пугай ты их. Они хорошие девочки. И ухаживают за мной хорошо.

– Ты всегда только о девочках и думаешь! Я-то думала, что ты умираешь!

– Но я же тебе сообщил в той телеграмме, которую надиктовал, что моей жизни уже ничто не угрожает…

– А с каких это пор ты говоришь одну голую правду?

Приводить разумные доводы в споре с Консуэло – это как тушить пожар при помощи лейки. Не стоит трудов. К тому же говорить больно – челюсть болит.

– Консуэло, скажи врачу, что я не позволю им отнять мою руку.

– А с какой стати им это делать?

– Говорят, что воспаление не ослабевает и что это может привести к заражению крови.

– Что ж, дорогой, однорукие знаменитости тоже бывают. Хотя и в самом деле ничего приятного здесь нет.

– Речь вовсе не о том, приятно это или нет! Как я буду летать и писать без руки?

– Вечно ты думаешь только о себе!

Входит врач, и Консуэло представляется. Не дает ему ни шанса открыть рот. Объявляет, что ее муж известный писатель, в Париже – знаменитость.

– Вы никак не можете лишить Францию его пера – одного из самых славных.

– Но, сеньора, инфекция…

– Дайте ему пенициллин.

– Не сработало…

– Тогда делайте ему растирания из теплого масла папайи с шалфеем и прочитайте десять раз «Отче наш». Моя бабушка именно так вылечила мою тетку, которая попала под телегу.

– Сеньора, я врач.

– В таком случае лечите его!