– Пожалуйста, – попросила она.

Ее лицо было напряженным. В глазах стояли слезы. Мужчина улыбнулся, его зубы слабо блеснули сквозь бороду, глаза были несчастными. Он поднял руки вверх и сказал, что ружье им еще понадобится. Затем он повернулся и вышел за дверь.

Арчилл издал тихий звук, и Вера распахнула глаза. Она уставилась прямо в лицо Лесистой Горы. Он понял, что она собирает воедино его, ребенка, сестру, мать – все, что может. Он знал, она не догадывается, что это ее ребенок. Безумная мысль, что он мог бы выйти с мальчиком вон и исчезнуть, пронеслась в его мозгу. Он взял Арчилла на руки вместе с заспинной доской, гордясь его красотой, влюбленный в нежное личико спящего младенца. На Арчилле был маленький меховой капюшон.

– Он твой, – сказал Вере, не глядя на нее, Лесистая Гора. Он смотрел только на Арчилла.

Она упала на пол, как снег, свалившийся с ветки. К тому времени, когда он поднял ее и вложил ребенка ей в руки, Жаанат уже была дома. Мать и дочь принялись обниматься, не отдавая Лесистой Горе зажатого между ними ребенка. Лесистая Гора вышел на улицу и подошел к Дейзи Чейн. Его ноги дрожали, а руки стали такими слабыми, что он не смог забраться на лошадь, а потому взял ее за повод и повел по дороге. Почему-то он не представлял себе, что произойдет… если. Если. Сейчас это если случилось, и он не мог представить, что его место теперь не рядом с Арчиллом.

«Тоска»

«Тоска»

Слава богу, недовольство было взаимным. Во время эпизода мучительных сексуальных ласк она села и произнесла:

– Отвези меня домой.

Что Барнс исполнил с радостью. А выходя из машины, она сказала:

– Прощай. Я говорю это всерьез.

Барнс высунулся из машины, когда она проходила мимо заснеженных автомобилей, стоящих во дворе у ее отца.

– Ты говоришь «прощай» в смысле «прощай навсегда»? – крикнул он ей вслед.

Резкий ветер обжигал щеки и лоб. Это был март, черт возьми! Он и не знал, как холодно у них здесь, наверху холма.

Она обернулась, и, судя по выражению ее лица, она действительно хотела сказать именно это. Он нырнул обратно в машину и взялся за руль, испытывая адское облегчение.

Он проехал прямо мимо спортзала. Собирался ли он тренироваться в субботу вечером? Нет. Он возвращался в свою комнату. В душе он ощущал таинственный восторг. Плюс уныние. У человека бывают такие противоречивые чувства. Почему нет? Он только что получил по почте очередной подарок от дяди. Это была запись оперы. Хотя Барнс не считал прослушивание опер по-настоящему мужским занятием, он втайне находил, что оно довольно хорошо. На самом деле оно заставляло его плакать. И даже рыдать. Он ставил на проигрыватель подобные пластинки лишь тогда, когда был один. Выплакавшись, он часто погружался в самые сладкие сны.