Милли не знала об этом, потому что, по правде говоря, была немного навеселе от запаха спиртовых чернил. Она подумала, что, возможно, происходит нечто странное, так как продолжала слышать голоса, поворачивая рукоятку. Удивленные восклицания, выражающие восторг, и глухие звуки неловких скачков, похожих на прыжки детей по полу. Вся комната наполнилась шепотом. Возможно, снаружи поднялся ветер. Когда появилась Джагги, Милли быстро остановила гектограф и собрала страницы, не разбирая их по порядку. Они вышли на улицу. От свежего холодного воздуха у нее так сильно заболела голова, что она сжала виски голыми ледяными руками. Но едва Милли оказалась в теплой машине, боль прошла. Однако сквозь шум мотора ей показалось, что она слышит пение и барабанную дробь. Те зазвучали еще громче на ранчо Пайпстоуна, когда они двинулись от машины к дому.
– Ты тоже это слышишь? – спросила она Джагги.
Они остановились и поплотнее запахнули пальто. Джагги указала на небо. Милли посмотрела вверх, на движущиеся небесные сполохи. Они были зелеными и розовыми, источая сияние и танцующие языки пламени. Милли слышала слабое потрескивание, хотя пения и барабанного боя уже не было.
– Они присматривают за нами, – объяснила Джагги. – Это танцующие духи. Я замерзла. Иду в дом.
Милли оставалась снаружи, наблюдая за небом, пока холод не сковал ноги и у нее не заболела шея. У нее было странное отношение к поведению гектографа, хотя ей казалось, что если бы северное сияние имело какое-то отношение к процессу печати, оно скорее бы выбрало электростатический копировальный аппарат, поскольку небесные огни сами по себе были электрическими импульсами, рожденными мощным взаимодействием заряженных солнечных частиц и магнитного поля земли. То, что сказала Джагги: «Они присматривают за нами», – перекликалось с тем, что говорила Жаанат о том, будто эти огни – души мертвых, радостные, свободные, доброжелательные. Даже продрогнув до костей, Милли наблюдала за ними еще некоторое время и размышляла о том, что одно объяснение не исключает другого, что заряженные электроны вполне могут быть духами, что математика есть строгая форма безумия и что она пойдет на очередное свидание с Барнсом. Она должна это сделать, потому что он пригласил ее, выведя уравнение, показывающее, как ей понравиться, и кто бы мог сказать после этого «нет»?
À Ta Santé[120]
Патрис по-прежнему хорошо видела вблизи, так что присущие ей скорость работы и точность при установке драгоценных камней для сверления вернулись. Девушка чувствовала, что работает с предельной эффективностью, как раньше всегда случалось, когда она была в ярости. Но теперь она не сердилась. Она зарабатывала деньги. К тому времени, как пришло время ланча, у нее начали болеть плечи, а пальцы одеревенели. Она потянулась и потерла руки. Еду она по-прежнему приносила в помятом ведерке.