– Патрис, – проговорил он, смотря в сторону. – Мне нужно с тобой поговорить.
– Я все знаю, – сказала она.
Он поднял на нее взгляд, и она не отвела глаз.
– Я влюблен в вас обеих, – попробовал он объясниться.
– Нет, это не так, – оборвала его Патрис.
Но она не сердилась. А если даже и сердилась, то это был просто инстинкт, на который ей не хотелось обращать внимание. Чувства напоминали замерзшую грязь. Ей пришлось их отбросить.
– Ты не злишься. – Он почувствовал облегчение и потер бровь. – Я просто не хочу, чтобы ты думала…
– Мне было хорошо, – произнесла она. – Там было хорошо. – Она поджала губы и посмотрела в сторону зарослей, где они занимались любовью. Стрела, тонкая, как тростинка, пронзила ее насквозь. – Но когда мы подошли к дому, случившееся показалось мне неправильным.
– Неужели?
В его голосе прозвучало нетерпение.
– Когда я посмотрела на дом, я просто поняла, что она вернется. Я подумала о том, как ты любишь Арчилла. Может быть, я знала, что, когда ты увидишь Веру, вы сойдетесь – ребенок объединит вас.
– Да. Мы сошлись.
Он казался удовлетворенным, и она почувствовала себя легче, словно сбросила тяжелую отчужденность и могла двигаться дальше. Они вместе вернулись в дом, и Вера посмотрела на них, когда они вошли. Она заканчивала с корзиной. Лесистая Гора делал каркасы из расщепленного ясеня, а Вера оплетала их красными прутьями свежесрезанной ивы, запах которой был острым и казался таинственным. «Преодолеть собственные чувства – вот единственный способ», – подумала Патрис. Она была готова пойти на все, чтобы излечить разбитое сердце Веры.
Спиртовые чернила гектографа
Милли работала допоздна, готовя оригинал отчета председателя совета, который предстояло распространить среди членов племени. Печатая его для мужчины, она шла вразрез со своими принципами. Но в данном случае Милли печатала не только отчет, но и взятое у Томаса интервью, к которому были добавлены ее собственные впечатления от поездки в Вашингтон, а потому она имела право считать, что печатает репортаж. Стояла холодная весенняя ночь. Через час Джагги должна была приехать и забрать ее. Когда образец был закончен, она сразу же закрепила первую его страницу на барабане гектографа и начала поворачивать рукоятку.
Вместе с каждой копией с валика капали спиртовые чернила. В их брызгах Милли чудились души людей, в 1892 году принявших участие в первой переписи населения Черепашьей горы. Микван, Касиникут, Важашк, Аваникве, Какигидо-асин, Кананатовакачин, Анаквадок, Омакакиинс, Машкиигокве, Болотная Женщина, Киссна, Лед, Холод, Одетая в Камень, Женщина Туманного Дня, Говорящий Камень, Мираж, Облако, Маленькая Лягушка, Желтый День, Гром. По какой-то причине сегодня вечером они пришли по звездной дороге, чтобы побродить по своей старой родине, прежде чем вернуться в другое существование. Они продолжали вылетать из гектографа. Звучащий Голос, Угасший День, Перекрестная Молния, Скиннер, Дыра в Небе, Лежащая Трава, Центр Неба, Кролик, Луговой Тетерев, Дневной Свет и Хозяин Белого Человека. Они были первыми людьми, которые смешались с мичифами, пришедшими из Канады и из Пембины[119], а также с потомками французов, кри и чиппева, кружившими по прерии, охотясь на бизонов. Все они получили наделы, распределив землю, чтобы узнать ценность доллара, а затем научиться превращать один доллар во много долларов и превращать доллары в смысл жизни.