– Или меня, – подхватила Жаанат.

Она, похоже, не возражала.

– Это изменится, – произнес Лесистая Гора, обнимая мальчика. – Очень скоро он вообще не вспомнит, что его мать долго отсутствовала.

Но в глубине души он сам не верил в то, что сказал.

Он достал кусок бекона, принесенный для Арчилла, чтобы тот потренировал свои недавно прорезавшиеся зубки. Малыш принялся грызть его с наслаждением волчонка. Вера снова рассмеялась. Но это был странный смех. В нем слышались рыдания, и вскоре он перешел в мрачный скрежещущий звук. Лесистая Гора посмотрел на Веру и заметил, что одну бровь у нее пересекает свежий белеющий шрам. Другой тянулся по ее подбородку. Волосы были коротко подстрижены, как у женщины в начальный период траура. Когда она протянула чашку, ее пальцы дрожали. Приняв чашку, он ощутил нечто, напомнившее вспышку молнии. Несмотря на шрамы, он находил ее неотразимой. Раньше люди говорили «красавицы Паранто», имея в виду Веру и Пикси.

– Ты назвала его Томасом в честь дяди, – констатировал он.

Она кивнула и погрела ладони у печи.

– Ты назвал его Арчиллом в честь отца, – ответила она через некоторое время.

Лесистая Гора приходил в гости день за днем. Когда Патрис возвратилась и начала снова работать, он стал приходить в то время, когда ее не было дома. Каждый раз, когда он появлялся, он замечал в Вере что-нибудь новое. Одна мочка была разорвана, как будто ее укусили. Один палец был искривлен, будто его сломали. Один глаз иногда смотрел в сторону, будто в результате удара кулаком. Одного зуба не хватало, но этого нельзя было заметить, если только она не смеялась, широко раскрыв рот. А она действительно смеялась. Это, наконец, произошло. Такого же зуба не хватало и у Лесистой Горы. Все ее травмы вторили его травмам. В тех же самых местах. Шли дни, шрамы на ее лице заживали, и она все чаще выходила на улицу, бродила по тропинкам, проверяя силки, собирала тростник для циновок, плела корзины на продажу, как делала ее мать, шила одежду для Томаса-Арчилла. Или уже не Томаса? Теперь даже Вера иногда называла его Арчиллом.

Однажды Патрис пришла домой, увидела их вместе и обратила на это внимание. Она увидела, как Лесистая Гора склонился над ее сестрой, державшей Арчилла на руках. Ребенок чихнул, и они вместе пришли в восторг. Это был просто чих. Патрис не могла этого понять, но при виде того, как эти двое не чают души в Арчилле, она ощутила смятение. Испытываемое ею желание и даже, возможно, любовь куда-то исчезли. Ее чувства стали мутными и тяжелыми. В конце концов дело кончилось тем, что Патрис вообще перестала их узнавать. Однажды она случайно вернулась домой, когда Лесистая Гора уходил. Он вышел на дорогу как раз в тот момент, когда Дорис высаживала Патрис из автомобиля. У него не было лошади, теперь он всегда приходил пешком. Увидев, что она идет, он остановился.