Словом, душевное состояние, в котором оставил «сумасбродный старикашка» тетушку Эржебет, уйдя утром из дома без завтрака, заставило ее углубиться в односторонние препирательства, в воспоминания о всех обидах, причиненных ей за их долгую совместную жизнь, куда больше, нежели дядюшку Иштвана. Напрасно она, чтобы отвлечься, окопала всю позднюю капусту на задворках (хотя там не нашлось ни одного сорняка), напрасно долго носила воду и поливала цветы, чтобы не погибли они от «проклятой жарищи». Мысли ее во время этой работы назойливо вертелись вокруг своих забот, чего не скажешь об Иштване Йоже, ведь чужие беды заставляют забывать о собственных.

5

Близилось время обеда, и дядюшка Иштван снова вспомнил об утреннем происшествии. Он, правда, уже успел немного поостыть — перед чужими большими заботами бледнеют свои малые, — но не настолько, чтобы, не размышляя, отправиться домой обедать. Голода он не чувствовал, так как в десять часов кое-что перекусил в сельсовете. Нет, идти домой не стоит, тем более что и здесь всегда можно поесть.

Не обошлось без задней мысли — пусть, мол, Эржи почувствует, что была неправа.

Но дядюшка Иштван уже был уверен, что виноват во всем он, а не Эржи. «Зачем мне понадобилось ей перечить на первом же слове? Неужто я не мог промолчать?»

Дядюшке Иштвану очень хотелось, чтобы ссора их была бы уже позади, по натуре своей он не мог долго держать зла. Погладить бы сейчас Эржи по голове: «Милая ты моя старушка, не печалься, все у нас хорошо». Нет, еще рано, пока что он не в силах обратиться к Эржи просто, без чувства стыда и замешательства, а раз так — домой лучше не идти. А все оттого, что при размолвке теперь совсем не так легко прийти к примирению, как в старые времена. Эх, и давно это было! Бывало, он неожиданно обнимал надувшуюся молодую женушку и, подняв ее на руки, спрашивал: «Ну, злючка, что мне с тобой делать?» — и все завершалось миром.

«Так-то оно так, но если я не приду, что подумает Эржи? — размышлял Иштван. — Ведь я всегда обедаю дома. Встревожится, не случилось ли чего, и, не дай бог, примчится сюда на своих больных ногах. С нее станет, не раз бывало… Или подумает, что я не на шутку рассердился, а это еще хуже, распалится пуще прежнего. Нет, пойду-ка я домой».

По дороге домой к нему вдруг привязалась назойливая муха, ей во что бы то ни стало хотелось залезть ему в нос или в глаза. Он попытался прихлопнуть ее (упаси бог, кто-нибудь увидит! К счастью, осенние улицы были безлюдны), но ничего не получалось.

«И эта тоже дождь чует, а с ним свою погибель…»