Кроме того, корова — частная собственность, а Иштван Йожа не хочет прослыть собственником и стяжателем, потому что такого человека считают мелкобуржуазным элементом с капиталистическим душком. Разве может он на это согласиться?

Тетушка Эржи полагает, что и здесь всему виной коммунисты. В обиде она на них и за то, что Иштвана Йожу понизили в должности и он теперь уже не председатель сельсовета, а только заместитель. По ее понятиям, короля можно свергнуть, королю можно отрубить голову, но нельзя сделать его заместителем короля.

С такими «реакционными» взглядами тетушки Эржи Иштван Йожа еще примирился бы — пусть болтает в свое удовольствие, лишь бы другие не слышали. Но беда в том, что в ее болтовне все чаще проскальзывает чувство превосходства. Ему казалось, что извечный закон приспособления слабого пола к сильному, который она всосала с молоком матери, начинает в ней ослабевать. Она иной раз смотрит на своего состарившегося мужа не снизу вверх, как прежде, а сверху вниз, и все реже возникает у нее мысль: «А что скажет Иштван?», или: «Иштван это любит».

И верно, с тех пор, как тетушка Эржи увидела, что благоверный ее стареет на глазах, в ней пробудилось чувство превосходства. И дядюшка Иштван, который серьезно и мудро взвешивает каждый свой шаг, каждую мысль, у которого не укладывается в голове все, что выходит за пределы разумного, пасует перед тетушкой Эржебет, которая этими качествами не обладает.

Конечно, дядюшка Иштван, как и прежде, чувствует себя мужчиной, и если уж не «хозяином» (это чувство он старается в себе преодолеть), то, во всяком случае, первым человеком в доме, ведь и вне его стен он по-прежнему кое-что собой представляет. Но тетушка Эржебет инстинктивно чувствует, что теперь она уже сильнее своего старичка-мужа.

Хорошо еще, что умудренный опытом дядюшка Иштван этого не понимает, ибо все дурное, что говорят о нем на стороне, он пропускает мимо ушей — ведь люди даже в Иисуса Христа бросали камнями. Почувствуй он хоть на миг неуважение к себе со стороны Эржи, это нанесло бы его сердцу неизлечимую рану, тем более что яд уже бродит в старых жилах, и супруги снова, как в первую пору своей любви, становятся обидчивыми и чувствительными к мелочам.

Тетушка Эржебет только на пару лет моложе мужа, но она более вынослива и в пылу семейного спора уже как-то неосторожно проговорилась: мол, если останусь одна, никому не буду нужна, горемычная.

Дядюшка Иштван удивился:

— Да ты, матушка, никак, меня пережить собралась?

Тетушка Эржебет несколько растерялась и покраснела, досадуя на свой язык.