Злополучной Ибойке, которая для того только и душилась дешевенькими духами, чтобы произвести впечатление на деревенскую родню жениха, — пусть, мол, видят, она не какая-нибудь дочь мусорщика, — и здесь не повезло. Никогда не имея дела с крестьянками, она не подозревала, что, как ни старайся казаться красивой, изящной, образованной и «благородной», они все равно не примут ее с открытой душой. «Еще бы не быть красивой, небось за всю жизнь ни разу не поработала до поту», — думают они про себя. Тетушка Майорош, не осмеливаясь назвать Ибойку «дочкой», избегала прямого обращения, хотя мамаша Ибойки, будущая теща, развязно ворковала: «Мой Йожи, мои Йожи». И это тоже причиняло боль старушке. Ей казалось, что чужие люди отняли, украли у нее сына. Если уже сейчас, до свадьбы, он стал «их Йожи», что же будет дальше? Как пить дать, сядут ему на шею, ведь сами-то ни гроша не зарабатывают. «Господин привратник» только и умеет, что сидеть у себя в парадном. Этот простофиля Йожи каждую субботу будет выкладывать свои денежки. А между тем молодые, даже на деревенский вкус, как нельзя лучше подходили друг другу. Пройдись они рядышком по сельской улице, люди непременно сказали бы: «Эх, хороша пара!» Йожи парень рослый, но и Ибойка ему под стать — лоб ее как раз на уровне его губ, так что для поцелуя ни ему не нужно нагибаться, ни ей тянуться на цыпочках. Да, по деревенским понятиям, сам господь бог словно сотворил их друг для друга. Но и это не успокаивало тетушку Майорош.

Все кончилось, однако, благополучно, так как родственники Йожи сразу после свадьбы уехали к себе в деревню. Вот останься они в городе — быть бы беде. А так — что ж, пишут они редко, да если и пришлют письмо, то ни за что не заденут сноху, уверенные, что письмо будет читать не только Йожи, но и его жена, как это водится в деревне. И все-таки после отъезда родственников у молодоженов осталось какое-то смутное чувство неловкости, словно на их любовь набежало легкое облачко. В первые месяцы, когда любовь была для них важней всего на свете, они старались обходить эту тему и даже не упоминали о том, что у Йожи имеется родня, с которой они не поладили и которая явно невзлюбила его молодую жену. Трудно сказать, что сыграло здесь большую роль — женский ли инстинкт или классовая рознь, различие в образе жизни бедных крестьян с окраины села и столичных мещан, во всем подражающих важным господам, — только родня Йожи не приняла эту женщину в свою среду. Эти чувствовали и Йожи и Ибойка, но молчали, чтобы не ставить друг друга в неловкое положение. Ведь чужой волос в тарелке супа ох как неприятен даже на двадцатом году супружества, а тем более в медовый месяц!