Откровенно говоря, Йожи, привыкший у себя в деревне к характерным запахам кузницы, к пару, подымающемуся от горячего металла, брошенного в воду, к едкой гари копыт, тлеющих под раскаленной подковой, к испарениям масла и дегтя, Йожи, который уже тогда терпеть не мог забредавших в кузницу цыганок-гадалок из-за их приторного парфюмерного запаха, тоже с трудом выносил женины духи. Но не только ей — самому себе он не посмел бы сейчас признаться, что нет ничего лучше естественного запаха здорового чистого тела и аромата вымытых в горячей воде женских волос. Все это также бросало на их отношения легкую, едва заметную тень. Но они были так влюблены друг в друга, что не обращали на это внимания. Бесконечно благодарный Ибойке, Йожи готов был молиться на ее прекрасное, словно выточенное резцом мастера, благоухающее здоровьем тело.

Из-за недомолвок, точно туманом вставших между Йожи и родными, до него так никогда и не дошло, что в деревне в ответ на вопросы знакомых: «Ну как, тетя Жужанна, какова женушка у вашего сына?» — мать только всхлипывала, а сестра Жужи при встрече с многочисленными родными и двоюродными братьями и сестрами вздыхала: «Ах, бедный наш Йожи! Бедный наш Йожи!.. Не мне с ней жить, ему, но только скажу я вам, уж и выбрал он себе кралю…»

К счастью, самая тяжелая и больная проблема всех будапештских молодоженов — квартирный вопрос — для них разрешилась довольно сносно. От комнатушки, которую снимал Йожи, они отказались, для двоих она оказалась слишком тесной, и на первых порах поселились у родителей Ибойки. Супруги Келлер из кожи лезли вон, доказывая, что они отлично поместятся и вчетвером, ведь милая Ибойка — их единственная дочка! Но Йожи чувствовал себя у них неважно — ученик кузнеца и подмастерье, он еще ни разу в жизни не спал в приличной комнате, а потому стеснялся, попав в квартиру тестя, обставленную хотя и с грехом пополам, но все же на господский лад (то было слепое мещанское подражание господам, но Йожи ведь не разбирался в этих тонкостях). С домашним бюджетом тоже обстояло не просто. Йожи и Ибойка зарабатывали оба — Ибойка продолжала служить в своем магазинчике, но Йожи очень хотелось освободить ее от этого, чтобы она была его женой, и больше ничем. Правда, он слыхал, какой должна стать женщина при социализме — об этом говорилось чуть не каждый день, а своей партии он верил, как верят в бога по-настоящему религиозные люди. Но чтобы его собственная жена всю жизнь служила в магазине — об этом он еще не думал, так как не мог, да и не хотел себе этого представить. Он и сам сумеет прокормить жену и пару ребятишек, покуда здоровье есть!