Он взял ее руки в свои и крепко стиснул.
— Ты счастлива?
Она без слов наклонила голову.
Свою первую ночь в Белом Замке они провели в ее комнате, но назавтра же лейтенант перебрался к себе. А удивленной и раздосадованной этим жене он просто сказал:
— Не будем врагами нашей любви, малыш.
…Уже начиная проваливаться в сон, госпожа Шамплер с удивлением подумала, что сохранила в сердце всю силу чувства, внушенного ей лейтенантом сорок пять лет назад. Ее женская жизнь кончилась, но женское предназначение, она это знала, осуществилось полностью, и все эти годы прожиты ею не зря.
«В жизни есть что-то принадлежащее каждому мигу в отдельности», — подумала старая дама, натягивая на себя одеяло и закрывая глаза.
Чьи-то поспешные шаги в саду разбудили ее еще до того, как успела растаять ночная мгла. Она ни минуты не сомневалась, что вражеские корабли воспользуются темнотой, чтобы подойти к берегу, и неосторожность какого-нибудь из них заведомо привлечет внимание сторожевых постов. Она точно знала, что следует делать, и начала одеваться. Уже готовая ко всему, она вышла на балкон. Занимался день. Море было зеркально гладким и того редкого серого цвета, что характерен для раннего утра на западном побережье острова. Неподвижные барки отражались в воде, как в зеркале, корабли были четко видны. Госпожа Шамплер спустилась на первый этаж и, постучав в дверь к Тристану, тихо его позвала.
Он тотчас отпер ей дверь, не скрыв своего удивления.
— Что случилось, матушка? Вы уже встали и даже оделись в такую рань?
Рассказав ему вкратце, в чем дело, она добавила:
— Надо отправить детей подальше от берега, и да благословит господь наш дом.
В гостиной ей встретилась Доминика: зевая во весь рот, она застегивала крючочки пеньюара.
— Что происходит, бабушка?
— Враг уже близко и скоро, видимо, нападет.
— Что надо делать?
— Жди и надейся.
Она обняла свою внучку за плечи, и они вместе вышли в ту сторону окружающей дом веранды, где находилась часовня. Там отправляли службу два или три раза в год, когда приезжал отец Хофман из прихода Святого Людовика. Революция отнюдь не благоволила к католической церкви, и если санкюлоты Иль-де-Франса в праздник тела господня стояли во время причастия в почетном карауле, то отец Хофман под орудийный салют служил панихиду за упокой души гражданина Марата.
Каждое воскресенье все обитатели поместья, перебирая четки, слушали госпожу Шамплер, читавшую очередную главу из Евангелия.