Но удивительно, что при всех невзгодах тех лет, он сохранил о кадетке очень яркие и тёплые воспоминания. Торжественность Воронцовского дворца и Мальтийской капеллы, история места и сам дух их мальчишеской жизни со всей романтикой и муштрой станут потом страницами его романа. А ещё там была великолепная библиотека…
Жизнь в кадетке закончилась в 1967-м. Как-нибудь в другой раз стоит рассказать подробно, что именно там случилось, да и архивы училища пора посмотреть, но если вкратце, то был бунт против одного офицера-самодура. По сути, это был дерзкий заговор. Когда всё раскрылось, последствия не замедлили сказаться: после крупного скандала, угроз статьями и посадками всё замяли и зачинщиков выгнали из училища. То, что брат был в их числе, меня никогда не удивляло.
И то, что он сделал в следующие два года – тоже не удивляло. А он просто поднялся и сделал шаг дальше. В шестнадцать лет, оказавшись на улице со справкой вместо аттестата, он нанялся слесарем в мастерские ОКБ Мингеологии, которые располагались где-то в недрах Петропавловской крепости, поступил в вечернюю школу и – закончил её с медалью, что было неординарным событием для вечерней формы обучения.
Получив медаль и аттестат, он пришёл в Макаровку. Поступать в Ленинградское высшее инженерное морское училище имени адмирала Макарова решил давно. Быть капитаном дальнего плавания – хорошая мечта для того, кто вырос в городе у моря. Как медалист, сдал один экзамен, получил заслуженную пятёрку по математике и фактически уже был зачислен, когда какая-то сволочь настучала про скандал в Суворовском. И хотя дело то было уже закрыто, а из райвоенкомата получена бумага, что претензий к Стрижаку нет, трусливое начальство его отчислило.
Все мечты рушились. Была злоба и опустошение. Август заканчивался, но приёмные экзамены на вечерние отделения ещё шли. Мама уговорила сдать документы на механический в Ленинградский текстильный институт, где работала сама на кафедре иностранных языков. Думаю, ему было почти всё равно куда идти. К тому же тут снова всё было иронично просто: один экзамен, пятерка, зачисление. Только его первый курс оказался коротким: он вдруг забрал документы и пришёл в военкомат – хочу на флот.
Мама была расстроена. Декан умолял её переубедить сына: «У него блестящие математические данные. Переведём на дневное, оставим на кафедре, аспирантура…» Но «переубедить» – это было не про Алика.
Как ему шли бушлат и бескозырка, которая как-то лихо сидела на затылке! Но три года службы – срок огромный. Сначала полгода учебки в Севастополе в бывших Лазаревских казармах. Потом служба на Балтике. В увольнение его отпускали редко. Но за два года у нас перебывал весь экипаж. Ребята служили из разных городов, куда им было в эти сутки-двое податься – конечно, в Ленинград, к Стрижаку.