Он был моими главными университетами. Это точно. Уже в наши с Юлей студенческие (и конечно, университетские) годы мы ночами напролёт сидели втроём на кухне, которая была неуклюже вписана между его махонькой комнатой и длинным коридором в нашей квартире на Петроградской, и за чаем или бокалом вина просто разговаривали. Иногда часа в три выходила мама и говорила с укоризной: «Алик, ты слишком много куришь. И вообще, дети, не пора ли вам спать?..»

На многое – в жизни, истории, литературе – я до сих пор смотрю его глазами. И до сих пор боюсь вляпаться в речевую или фактическую ошибку, за которую раньше можно было получить короткое: никогда так больше не говори…

В 1974 году он впервые принёс книжку – сборник «День поэзии» с его стихами. На телевидении в прямом эфире молодые актёры ленинградских театров сыграли одноактную пьесу «Дешёвое колечко» (были ещё времена, когда театр показывали по телевизору). Он стал ездить на семинары молодых писателей, а в сборнике «Молодой Ленинград» напечатали первую повесть. Казалось, всё начинается правильно. И мы сами с каким-то интересом привыкали к тому, что наш брат – «молодой писатель».

…Память иногда устроена странно. Мы много лет потом видели, как Алик работает. Ночью или днём. Как сидит за столом, под лампой с зелёным абажуром, с папиросой в неизменной тяжелой пепельнице из толстого стекла. Но почему-то я совсем не помню, как он писал первую книгу. Не помню показательных мук творчества или горы скомканных черновиков (что, по мнению многих киношников, является обязательным атрибутом творчества писателя).

Он никогда не рассказывал, над чем именно работает. Не читал сырых глав. Не проверял на собеседниках сюжет. Напротив, говорил: полдела не показывают. Но однажды приносил книгу. Первый или даже сигнальный экземпляр, обязательно надписанный маме. Это была традиция, которую завёл он: всегда первой книгу получала и читала именно мама.

А первой его книгой стала «Долгая навигация». Она была о том, что он хорошо знал: о море и службе. «Навигация» вышла в Ленинградском отделении издательства «Советский писатель» в 1981 году. Альке было уже тридцать лет. И почти три из них он потерял в редакторских и цензорских кабинетах. Ущерб этих лет он описал потом одним абзацем:

«В минуту задумчивости, когда выход книги отлетел ещё на год, я взял карандаш и подсчитал: четыре мои повести, по отдельности и вместе, прошли 22 цензуры. ‹…› Из книги вылетали вон эпизоды, главы, герои, куски сюжета. Книжка теперь как корабль: в пробоинах, в следах пожаров».