Было такое положение, что все находившиеся в авангарде генералы, боясь за жизнь Воронцова, просили его оставить войска и самому пробраться ночью под конвоем на линию.

Поговорив с генералами, он громко воскликнул: „Еще далеко до беды: у меня есть кабардинцы!“

– Ну что, – сказал граф, обратившись к солдатам, – отдохнули? Молись Богу! Ура! за мной! – И, выхватив саблю, он направился к неприятельскому завалу.

Мгновенно все встрепенулись и с криком „ура!“ ринулись вперед. Завал был взят, и неприятель бежал.

Несмотря на это, Шамиль не переставал стрелять через реку в русский лагерь. В таких перестрелках прошло два дня. Наконец 18 июля послышались выстрелы со стороны Мискита: это были первые вестники помощи отряду. На другой день рано утром показались передовые войска генерал-майора Фрейтага, следовавшего из Герзель-аула навстречу главному отряду. Затем подошли главные силы.

Узнав о прибытии к Мискиту помощи, граф Воронцов снялся с позиции и в тот же день, пробившись сквозь скопище горцев, старавшихся преградить ему путь, наконец соединился с Фрейтагом и, таким образом, под прикрытием его направился к Герзель-аулу, куда и прибыл 20 июля в 4 часа пополудни».

Так закончилась даргинская экспедиция, в летописях Кавказской войны названная Сухарной. Экспедиция эта, однако, стоила русским дорого: они лишились трех генералов, 186 офицеров и до 4 тысяч нижних чинов убитыми и ранеными.

О даргинском походе граф Воронцов отправил подробное донесение императору Николаю Павловичу, который, получив донесение, собственноручно изволил начертать на нем: «Читал с большим любопытством и почтением к блестящей храбрости войск». Тем не менее Сухарная экспедиция имела свое несомненное значение. Она показала Шамилю, что против него выступает со стороны России вождь, который никогда не задумался бы перед жертвами ради интересов родного дела. Ошибка со стороны Воронцова была лишь в том, что он пустил привыкшего к войне в Дагестане Клюгенау действовать почти самостоятельно в Чечне, где образ войны был совсем иной. Клюгенау, цициановский герой, сплоховал, но этого нельзя поставить ему в вину. Всеобъемлющих умов нет, и способность приноровления к обстоятельствам присуща только одним русским славянам. Как бы то ни было, а, несмотря на небывалую потерю, даргинская экспедиция все-таки имела своим конечным результатом то, что власть Шамиля была подорвана и русские могли продолжать свое наступательное движение.

Но поход на Дарго имел еще и другое, чисто практическое значение, из которого последовали все остальные события воронцовского времени.