– Ну, прежде чем мы доедем, расскажи мне всякие ужасы, о которых мама не хочет знать, – попросил он.

Элоиза засмеялась, но потом посерьезнела.

– Ой, Генри, это кошмар. Не то слово. В ноябре четыре дня подряд мне пришлось давать показания перед Калифорнийской комиссией по расследованию антиамериканской деятельности.

– И что ты сказала? – спросил Генри.

– Пятая поправка, Пятая поправка, Пятая поправка[103], – вместо нее ответила Роза. – А я думаю, что ей следовало сказать: «Идите на х…»

– Спасибо тебе за это, дорогая, – сказала Элоиза. – Но это и так понятно. Приходиться ссылаться на Пятую поправку, потому что если дашь им хоть какой-то повод, даже если просто согласишься рассказать о себе, но не о других, это будет истолковано как признание, что тебе есть что рассказать. В этом нельзя признаваться, иначе из тебя всю душу вытрясут.

– Тебе придется ехать в Вашингтон? Ты могла бы остановиться у Артура и Лиллиан.

– Я бы не стала так с ними поступать, – возразила Элоиза. – Когда я туда поеду, буду держаться особняком.

Генри подался вперед.

– Что ты имеешь в виду, тетя Элоиза?

– Она имеет в виду, что может навредить Артуру, – сказала Роза, – а он не может ей помочь. Прежде чем мы решили ехать сюда, нам пришлось убедиться, что их здесь не будет. Правда. – Ее элегантно-гневный вид показался Генри очаровательным. – Наши знакомые в Окленде сказали, что мне стоит сменить имя, потому что ясно, в честь кого меня назвали.

– А в честь кого тебя назвали?

– Розы Люксембург и Сильвии Панкхерст.

– А кто это?

– О господи, – пробормотала Роза.

– Роза Люксембург написала «Марксизм против ленинизма», а Сильвия Панкхерст была суфражисткой.

Генри посмотрел в окно. Они уже проехали Маренго, и дорога шла сквозь заснеженные черно-белые леса, вот-вот готовые смениться открытыми прериями вдоль Тридцатого шоссе. Он обнаружил, что трогает шрам на губе, который мама зашила шелковой ниткой, когда он верещал на коленях у Лиллиан, и представил, как тот краснеет (на самом деле он был белее всей его кожи и в зеркале выглядел меньше, чем казался на ощупь). Он опустил руку на колени.

– Я точно не собираюсь менять имя, – заявила Роза.

Генри наблюдал за тем, как она намотала волосы на руку, а потом встряхнула головой.

– Мы не кинозвезды. Мы недостаточно важны, чтобы попасть в черный список, – сказала Элоиза. – Я не преподаю. Я даже на правительство больше не работаю. И отец Розы – герой войны. Лично я думаю, что нам ничего не угрожает, но именно поэтому пока что лучше не высовываться. Роза все равно общается со всякими отщепенцами, так что тут никаких проблем.