– Они ведь хотели для вас с Милли самого лучшего, – твердила она. – Хотели, чтобы вы непременно преуспели в жизни. И потом… – Между прочим, как мне стало известно, свадебный пир был уже не только заказан, но и оплачен. – Не подумай, что мы стали бы тебя упрекать, если бы ты почувствовала, что не в силах сейчас преодолеть и это испытание, но мне кажется, что вам обеим стоило бы подвести черту под прежней жизнью и двинуться дальше.
– Ты ведь была с ними не так уж и близка, – уговаривал меня Доминик. – А Милли и вовсе едва их знала. Возможно, ей в день похорон вообще лучше остаться дома. Зачем же лишний раз расстраивать ребенка.
В итоге похороны состоялись в крематории Молбри в девять утра за два дня до нашей свадьбы. Подобная срочность оказалась, разумеется, связана с определенными трудностями, но у Доминика нашелся в крематории какой-то приятель, который сумел найти десятиминутную щель. В тот день шел дождь, который лил затем всю неделю, да и потом дожди с редкими перерывами продолжались до конца месяца. На похороны я надела свой темно-синий брючный костюм. Музыку выбирал Доминик. Ведь я понятия не имела, какая музыка нравилась моим родителям. Я просидела всю траурную церемонию, не проронив ни слезинки.
Глава четвертая
Глава четвертая
Свадьба помнится мне как некие мимолетные промельки света сквозь петли и завихрения сплошной тьмы. Помню, что запах в церкви очень напоминал те запахи, что царили на Джексон-стрит, – сплошная сырость, ладан и полироль с лавандовой отдушкой. Помню белые зонты под дождем и синие васильки в моем букете невесты, воткнутые между бледно-розовыми розочками. Помню Блоссом в желтом платье и Сесила в соответствующего тона жилете и изящной шляпе-федоре. Эмили выглядела внезапно выросшей и повзрослевшей от понимания собственной важной роли в данном событии; она была очень мила со своей корзиночкой, полной сластей, и в венке из живых цветов на аккуратно подстриженных волосах. Самой церемонии венчания я не помню, зато хорошо помню, что, как только мы прибыли в церковь, дождь ненадолго прекратился, а сквозь тучи даже сумел пробиться робкий солнечный луч.
Блоссом совсем было растерялась, обнаружив, что меня некому повести к алтарю. С моей стороны не было вообще никаких гостей – ни родственников, ни подруг, ни знакомых с работы. В иных обстоятельствах я могла бы пригласить, например, Керри, но стоило мне вспомнить те рисунки, спрятанные в блокноте Конрада-осветителя, и мне сразу становилось не по себе. Наверное, и объяснять не нужно почему. Страстной детской влюбленностью так легко злоупотребить; ее так легко подвергнуть насилию. И Керри следовало бы это понимать. И попросту убраться с дороги юного Доминика.