– Правда? – встрял дядя Чарли. – Как по мне, это жуткая обуза.

Я упомянул о Сидни и с удивлением узнал, что у Далтона тоже была своя Сидни – женщина, которая некогда разбила ему сердце и стала эталоном, с которым он сравнивал всех последующих. У каждого мужчины, заверил меня Далтон, есть собственная Сидни. Впервые за время нашего знакомства я заметил в его голосе грусть.

– Эмили знала, – сказал он, листая книгу. – Вот и проторчала полжизни в подвале. Предпочла одиночество любовным мукам.

Дипьетро отвернулся от своей собеседницы, чтобы взглянуть на портрет Дикинсон на обложке книги.

– И смотреть-то не на что, – заметил он.

– Унылая, прямо как в книгах, – вставила его дама.

– Она была ангелом, – сказал Далтон. – Какие тонкие чувства! Какая потаенная страсть! Что угодно бы отдал, лишь бы попасть в то время и закрутить с этой малышкой. Задать ей жару. Понимаете, о чем я?

– Если кто и сумел бы закрутить с девственницей, старой девой и отшельницей в Новой Англии девятнадцатого века, – ответил я, – так только ты. Кстати, если бы «Публиканы» правда были лампой Аладдина, я попросил бы хоть немного твоей уверенности с женщинами.

– Уверенность, – сказал Далтон, – происходит из понимания, что все мы бессильны перед ними, засранец.

К тому же, добавил он, теория не совсем верна: скорее всего, мы сообщаем бару, чего бы нам хотелось, а он, словно волшебная лампа, проливает свет на то, что нам действительно нужно.

– Лампа – это Стив, – сказал я.

– Я думал, Стив джинн, – удивился Дипьетро.

– Стив – свет, – поправил его Далтон.

Сконфуженные, мы все переглянулись. Дипьетро развернулся назад к своей собеседнице, Далтон – к Эмили, а я – к двери, ожидая следующего подарка от бара, девушки. Я молился, чтобы это оказалась девушка. Знал, что так оно и будет. Идеальная девушка. Та, которая меня спасет. Я неколебимо верил в бар и в свою теорию. И в женщин.

Однако Далтон оказался прав. Бар не исполнял желания, он удовлетворял потребности, а мне в тот момент требовалась не женщина, а друг определенного рода. Несколько дней спустя крупный мужчина вошел в «Публиканы», ни с кем не поздоровавшись, и уселся возле автомата по продаже сигарет. Он был выше автомата фута на два и шире в плечах. Мне показалось, что ему хорошо за тридцать. Он заказал «Отвертку» и так и сидел, уставившись прямо перед собой и ни с кем не встречаясь глазами, словно сотрудник секретных служб, дожидающийся, пока проедет кортеж президента.

– Что это за мамлюк? – прошептал я на ухо дяде Чарли.

– Мамлюк, – отозвался он, – хорошее слово.